Книга Лунный свет - Майкл Чабон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ясно. Ты очень тщательно прокаливаешь свою вафельницу.
– Да.
– Небось, для этого есть целая методика?
– Верно.
– Правильный способ и неправильный способ.
– Неправильных способов много.
– А правильный есть только один?
– Если есть.
Когда они подошли к дедову дому, на крыльце уже сидел Девон и курил тонкую сигару. Дед опоздал на семь минут.
– Сегодня меня отвезет Салли, – сказал он.
Девон на несколько секунд искренне опешил, а потом еще несколько секунд изображал недоумение. Потом лицо его стало обиженным. Он не сказал вслух, но дед подозревал, что сторожу нравятся их поездки на развалины Мандевилля.
– Она знает, как убивать змею?
– Чего бы вам не спросить ее саму?
Девон глянул на Салли.
– Я знаю, что надо целить в ноги, – сказала та. – Верно?
Девон тяжело поднялся. Он остался стоять на крыльце, покачиваясь взад-вперед и стискивая зубами пластиковый мундштук сигары.
– Да?
– Могли бы хотя бы компенсировать мне все потраченное зря время.
– Я кто, Уоррен Баффет{126}? У меня столько денег нет.
– В смысле сегодня. Этим утром.
– Час вашего свободного времени?
– Да.
Дед протянул ему десятку. Девон сложил ее пополам, затем еще пополам и убрал в сигарную коробку, которую носил в нагрудном кармане. Кивнул деду, козырнул Салли.
Дед отпер дверь и пропустил Салли вперед. Маленькую прихожую отделяла от гостиной перегородка высотой примерно до пояса. На ней, словно ряд декоративных уток, шесть моделей воссоздавали программу космических челноков в хронологическом порядке, от «Энтерпрайза» до «Эндевора».
– Ракеты? – спросила Салли.
– Шаттлы.
– Ух ты.
Дед пошел на кухню и достал вафельницу, затем сказал Салли, что пойдет переодеваться в наряд змеелова. Салли не ответила, а если ответила, ни он, ни она мне потом об этом не рассказали. Она вошла в гостиную и теперь разглядывала обстановку. Здесь, как она сказала мне позже, везде были ракеты. На каждой доступной горизонтальной поверхности: на журнальном столике, на полках, на телевизоре. Французские «Арианы», японские «Мю», китайские «Чанчжэны», аргентинская «Гамма сентауро». Часть стены между гостиной и столовой, которую в доме Салли занимал сервант с фарфоровыми сервизами, а в других домах – семейная фотогалерея либо виды Израиля или библейские сцены охристо-терракотовой шелкографией, здесь занимали четыре стеклянные полки; нижняя почти у пола, верхняя в пятнадцати дюймах от потолка. На них стояли модели советских ракет-носителей, от P-7, которые выводили на орбиту первые спутники, до «Протонов». На другой, относительно небольшой полке над телевизором стояли американские ракеты: «Атлас», «Аэро-би», «Титан». Салли ничего в них не понимала, и, даже когда читала таблички с подписями, они ей говорили очень мало. Она видела невероятную подробность деталей: антенны, петли люков, феноменальную тщательность, с которой нанесены маркировка и национальные символы. Все это было чрезвычайно впечатляюще, но, на ее взгляд, не безумно красиво.
Первые годы у деда в столовой стоял нормальный обеденный гарнитур, который, на моей памяти, никогда не использовался. Потом дед избавился от стульев, сдвинул стол к стене и поставил верстак. Салли глядела на упорядоченный хаос пластика и проволоки, на ряды пластмассовых ящичков, каждый с аккуратной наклейкой, на которой было мелко выведено что-нибудь вроде «элероны», «зеркала заднего вида», «втулки».
– Это ты все сделал? – крикнула она.
Ей не удалось скрыть нотку ужаса в голосе. Она ничего не имела против хобби – среди ее знакомых и жителей Фонтана-Виллидж было немало тех, кто занимал досуг каким-нибудь увлечением. Однако глубина и размах дедовой зацикленности на космосе, его маниакальная скрупулезность в деталях так откровенно свидетельствовали об одержимости… Опять-таки, не то чтобы Салли была против одержимости, совсем наоборот. В искусстве, считала она, чем откровенней, тем лучше. В собственной живости она полагалась на одержимость, на спонтанность, чтобы идти дальше, проникать глубже.
(«Думаю, дело было просто в… в ракетах? – сказала она мне. – В их фрейдистском аспекте. Полный дом фаллических символов».)
Но не только. Салли приподняла простыню и увидела модель ЛАВ-1, которую дед закончил за день до их знакомства. Встала на колени, чтобы посмотреть вровень с поверхностью. Попыталась вообразить, что едет на крохотном вездеходе по краю самого северного кратера Луны. Не получилось.
– Как там вафли? – спросил дед.
Он вышел в синем комбинезоне, черных болотниках и огромной розово-зеленой клетчатой панаме, которую потерял, но благодаря Девону обрел снова.
– О нет. – Салли встала и обернулась глянуть, отчего он так громко топает. – Нет, дорогой. На змеиную охоту так не одеваются.
– Правда?
Салли покачала головой:
– Я-то думала, ты все знаешь и умеешь.
Она ненадолго исчезла в гардеробном чуланчике. Там было две палки, по одной с каждой стороны, но левая пустовала: ни одежды, ни даже пустых плечиков. На правой висели рубашки, летние брюки, темно-серый костюм, в котором дед был на бабушкиных похоронах и на всех похоронах с тех пор. До него донесся шутливо-жалостливый вздох, в котором доля шутки была не так уж и велика, и почти сразу – хриплый чаячий хохот Салли. Когда она вышла, в руке у нее была гавайка, которую я подарил деду для прикола, с гологрудыми девицами в разноцветных цветочных гирляндах. Без единого слова Салли протянула ему гавайку на плечиках и хлопковые брюки. Покуда он снимал комбинезон с болотниками и надевал то, что она выбрала ему для змеиной охоты, Салли в гостиной говорила по телефону. Когда дед во второй раз вышел из спальни, она левой рукой держала «Спутник», как череп Йорика, и, глядясь в его зеркальную поверхность (отполированную дедом ценой немалых трудов), поправляла прическу. Она оглядела деда.
– Гораздо лучше. Гораздо функциональней.
Когда она возвращала «Спутник» на место – аккуратно, чтобы не повредить его четыре антенны, – что-то щелкнуло у нее в памяти.
– Я жила тогда в Калифорнии, – сказала она. – С первым мужем. Помню, как-то была вечеринка на улице и, подняв голову, можно было его увидеть: белая точка, словно спешащая звезда. Помнишь, тогда боялись, что это может быть бомба или какое-нибудь оружие. Один придурок убеждал меня с ним переспать, потому что спутник включит лучи смерти и всех нас распылит.
– И что было дальше?