Книга Читающая по цветам - Элизабет Лупас

«Tante Mar упала».

– Это ты упадешь! – завопила я и снова ударила его кинжалом. Он больше не издал ни звука.

– Проклятый трус! Ты больше не встанешь, и пусть твоя черная душа вечно горит в аду!

– Maman! – крикнула Майри. Ее тонкий голосок звучал тихо и жалобно. – Maman, выходи скорее!

Я, шатаясь, поднялась на ноги, все еще крепко сжимая в правой руке окровавленный кинжал, и выбежала наружу. Было прохладно и пасмурно, и я ощущала запах навоза, прелой соломы, нечистот и слабо доносящийся откуда-то издалека запах моря в заливе Ферт-оф-Форт. О, Зеленая Дама, святой Ниниан, о море, море, море, все отмывающее дочиста! Я подхватила ревущую Китти левой рукой и зажала ее под мышкой.

– Держись за мою юбку, Майри-роза, – бросила я. – А теперь бежим!

Мы побежали по переулку. Куда мы бежали? Я этого не знала, и мне было все равно. Я должна была убежать подальше от того сарая, я и мои малышки. Думаю, я добежала бы до Куинзферри[102], если бы в конце переулка путь мне не преградил мужчина в черном плаще, держащий в руке обнаженную шпагу, тускло поблескивающую в свете огней, что освещали ближайшую улицу.

Я поставила Китти на ноги и спрятала обеих девочек за моими юбками.

– У меня есть кинжал, – проговорила я, тяжело дыша от ужаса и муки. – Я только что убила человека и вас тоже убью, если вы…

И тут я поняла, кто это.

– Нико, – прошептала я.

Его лицо было бело, как кость, отполированная морем.

– Ринетт, – проговорил он. – Sainte-grâce[103], ты не ранена?

– Нет. Разве что немножко. Мои руки. Это не моя кровь, а его.

– И ты его убила? Ты уверена? Где ты взяла кинжал?

– Да, я уверена. Это его собственный кинжал. Я устроила ему ловушку. Нико, что ты здесь делаешь?

– Я пришел за тобою и детьми. – К его лицу прилило немного краски, и его губы скривились в горькой – почему горькой? – усмешке. – Но я вижу, что ты спаслась без посторонней помощи. Ринетт, нам надо скорее уходить. Нельзя, чтоб нас видели здесь в таком виде.

– Мне все равно! Пусть меня все видят! Он убил их всех: и тетушку Мар, и Дженет, и Уота, и Джилла, и Сейли. Я привезла их сюда из Грэнмьюара, потому что не могла больше жить с ними в разлуке, и Рэннок Хэмилтон их всех убил. Они вместе это замыслили: Рэннок Хэмилтон и Блез Лорентен.

Когда Китти услышала, как плачу я, она снова заплакала тоже. Майри молча смотрела на меня округлившимися глазами. Жаль, что я не могу взять свои слова обратно. Все ли она поняла?

Раздался звук металла, скребущего по металлу – Нико вложил свою шпагу в ножны.

– Он сам тебе это сказал? Он мог солгать?

Я проглотила подступивший к горлу ком. Мне не приходило в голову сомневаться в его словах. Я с трудом вымолвила:

– Да, он сказал мне сам. Но они никогда не отдали бы ему Майри и Китти просто так.

Нико сбросил с себя свой черный плащ и завернул в него меня, скрыв кровь на моем платье и мои откромсанные волосы. На нем был простой, ничем не украшенный темный камзол, шерстяные бриджи и сапоги для верховой езды. Через плечо у него была перекинута пара седельных сумок, так что он явно был готов к поспешному бегству. Он накрыл плащом также Майри и Китти. Рыдания Китти тотчас же прекратились. Майри же схватилась за мою ногу так крепко, что, казалось, никогда ее не отпустит.

– Я последнее время живу у сэра Уильяма Мэйтленда, из Летингтона, на Хай-стрит, – сказал Нико. – Похоже, мы: сэр Уильям и я – питаем к Дарнли куда большую неприязнь, чем друг к другу. Я отведу туда тебя и девочек – там вы будете в безопасности – а сам отправлюсь в Холируд.

– Нет, – возразила я. – Я пойду с тобой.

– Ринетт, ты же не можешь взять туда с собою детей. Неужели ты хочешь, чтобы они увидели, что натворил твой безумный муж?

– Наверняка в доме Мэйтленда найдутся люди, которые смогут за ними недолго присмотреть. А я пойду с тобою, Нико.

– Давай сначала дойдем до дома сэра Уильяма, Ринетт, а там посмотрим. И брось этот кинжал, ma mie. Ты храбрая, ты сумела спастись сама и защитить своих дочерей, и кинжал тебе больше не нужен. Оставь его здесь, в тупике; будет лучше, если тебя никто с ним не увидит – ведь его могут опознать, как кинжал, принадлежавший Блезу Лорентену.

Я посмотрела на свою правую руку и почувствовала… изумление, искреннее изумление и головокружение от боли – оттого, что я сжимала в кулаке кинжал так крепко, что костяшки моих пальцев побелели. И клинок, и моя рука, и запястье были покрыты кровью. В этом кинжале было что-то такое, что я узнала, но я не могла сразу сказать, что – в голове моей все так перепуталось…

– Я не могу разжать пальцы, – сказала я.

Майри захныкала.

– Просто глубоко вдохни, – сказал Нико, – и представь себе, что ты их разжала. Мне очень жаль, ma mie, что тебе пришлось совершить такую ужасную вещь. И я всем сердцем сожалею, что Майри и Китти пришлось это увидеть.

– Лучше бы им этого не видеть, но я ничуть не сожалею, что убила его.

Я медленно разжала пальцы. Это было больно, я чувствовала, как на руке вновь открываются порезы. Наконец кинжал упал на камни, которыми был замощен тупик.

Голова сокола подмигнула мне своим единственным рубиновым глазом в свете фонарей с ближайшей улицы.

Кинжал, который я отобрала у Блеза Лорентена, кинжал, которым я резала и колола его снова и снова в неистовой ярости и жажде мести, был тем самым кинжалом, которым был убит Александр Гордон.

Глава тридцать восьмая

Я взяла кинжал с собой. Нико попытался было уговорить меня оставить его лежать в переулке, но как я могла бросить его после того, как разыскивала его так долго и упорно? Я отрезала полоску материи от своего безнадежно испорченного верхнего платья, завернула в нее клинок и заткнула его за цепь на моей талии, на которой висел футляр для ароматического шарика, принадлежавший моей матери. Я взяла на руки Китти, а Нико – Майри, и полчаса спустя мы были уже у дома сэра Уильяма Мэйтленда из Летингтона. Сам сэр Уильям, разумеется, был в Холируде, на свадебных торжествах; что подумал его дворецкий, когда мы неожиданно свалились ему на голову с темной улицы, испачканные кровью, с безумными глазами, я так и не узнала. Как бы то ни было, он тотчас позвал служанок, которые в свою очередь принесли горячей воды, чистые ночные рубашки и сдобренную сахаром овсяную кашу для детей. Мне дали чепец, чтобы прикрыть мои обчекрыженные волосы, и один из плащей, принадлежавших жене дворецкого.