Книга Вокруг трона Ивана Грозного - Геннадий Ананьев

— Помири, владыка, меня с ними. Это посильно тебе. И государь Фёдор Иванович останется доволен. Я смогу замолвить нужное слово в нужное время.

Моментально разнёсся слух по Кремлю, а следом и по всей Москве, что Шуйские с митрополитом не пойдут бить челом государю о его разводе с неплодной Ириной и что митрополит обязался помирить Шуйских с Годуновым, великим боярином и конюшим. В Кремль на Соборную площадь начали собираться не только те, кто шагал в ногу с Шуйскими, но и просто любопытные. Их тоже волновало, кто на троне и кто наследует его.

(Тогда даже серые людишки не были так далеки от власти, как сегодняшняя интеллигенция).

Непримиримые враги с внешней пристойностью сошлись в палате митрополита — он долго и внушительно разъяснял, словно деткам малым, сколь важно согласие среди слуг царёвых (он и словом не обмолвился о слабоумии Фёдора Ивановича, но все поняли, о чём речь), говорил об необходимости бояр не тешить свою гордыню, а впрягаться в единый державный воз, ибо ослабление страны в распрях у трона ещё сильнее вдохновит алчных соседей с юга и запада напасть на неё — первым, как казалось, дрогнул Борис Годунов, а за ним Иван Шуйский: они подали друг другу руки. Как верховники.

Обрадованный митрополит Дионисий благословил это рукопожатие и попросил всех последовать благоразумному примеру.

— Поклянитесь жить в любви и братстве, искренне доброхотствовать друг другу, вместе радеть о государстве и Вере. Молю вас и благословляю.

Исполнили Шуйские и Годунов мольбу Дионисия, поклялись не замышлять взаимные ковы, и тогда митрополит предложил Ивану Шуйскому:

— Тебе нынче более всего доверяют беспокойные москвичи, объяви им о вашем клятвенном заверении. На слова из уст твоих они не посмеют недовольничать.

Дионисий поступил мудро: люд московский, подстрекаемый Шуйскими и их сторонниками, готов был потребовать выдачи Годунова головой, и выйди к ним первым он или кто-либо другой, даже из Шуйских, не миновать бы бунта. Когда же о замирении известил герой Пскова, спаситель России, Соборная площадь ответила лишь глухим молчанием. Только пара купцов, выступив из толпы, сокрушённо покачав головами, упрекнула князя Ивана:

— Князь Иван Петрович, без взгляда вперёд вы поступаете, — сказал своё слово пожилой осанистый бородач, а более молодой купец, перекрестившись, добавил:

— Нашими головами вы помирились с Годуновым. И вам, да и нам всем будет худо от властелина не нашего роду-племени.

В ту же ночь смелых купцов увезли из Москвы, и они исчезли. Но об этом князь Иван Шуйский так и не узнает.

Другие, однако, злодейства Борис Годунов не мог или не хотел скрывать. Первой попала под безжалостный жёрнов властолюбца юная красавица княжна Мстиславская, как опасная соперница Ирине Годуновой — княжну силком постригли в монахини. Возмутило это до глубины души Шуйских, и они в третий раз собрались решать, как ответить Годунову на его коварное отступление от клятвы. На сей раз устроились в доме князя Андрея Ивановича, одного из умнейших и деятельных князей среди Шуйских.

Разговор серьёзный и долгий, к несчастью для собравшихся, твёрдо запомнил кравчий князя Андрея, соглядатай Тайного дьяка. Князья не таились, не опасаясь предательства, горячились в трапезной за пиршеским столом.

На этот раз даже князь Иван Петрович твёрдо заявил:

— Прежде я призывал вас повременить, приглядеться, теперь же даю слово: я — один из его непримиримых супротивников.

На следующий день Тайный дьяк вместе с Годуновым, выслушав кравчего князя Андрея Шуйского, попросили его изложить всё услышанное на той вечере письменно и даже кое в чём пособили ему, чтобы донос выглядел более убедительным. А чтобы кравчий не пожелал ни за какие коврижки отказаться от своего же показания, Борис Годунов твёрдо пообещал ему, что в ближайшие дни войдёт он в число избранных дворян, добавив:

— Если и впредь станешь жить с пониманием, получишь добрый чин в одном из приказов. И земли более установленной меры для дворян избранных.

Кому такое опричь души, если ещё и душа не слишком светлая и не очень разборчивая в выборе?

Не ведали Шуйские обо всём этом, не готовились к скорому решительному удару Годунова, а он не терял времени, действуя хитро и наверняка. Он не сам сообщил царю Фёдору Ивановичу о заговоре, а послал впереди себя Тайного дьяка. Чтобы даже тень не упала на него самого.

Фёдор Иванович с явным испугом слушал донос, то и дело крестясь и со вздохом прерывая Тайного дьяка:

— Разве такое могут замышлять христиане? Господи, вразуми их, грешных, по неразумности своей готовящих зло.

Когда же дослушал царь всё до конца, попросил — именно попросил — смиренно:

— Оставь бумагу. В молитвах к Господу Богу я пойму, Божий ли промысел движет Шуйскими или они искушаемы самим дьяволом?

Не в молитвах на самом деле он станет искать решение, а в совете Бориса Годунова. И тот появился в самое нужное время. Фёдор Иванович — к нему с просьбой:

— Почитай, что Тайный дьяк принёс.

Годунов сделал вид, что внимательно вчитывается в донос, то и дело возмущённо восклицая, словно бы всё для него внове. Закончив, задумался. Да так долго молчал, будто не было у него давно выработано решение, не продумано каждое слово, какое сказать царю Фёдору, чтобы тот сумел уловить своим убогим умом, как дальше действовать.

Вздохнув трудно, предложил:

— Лучше всего — суд. Открытый. А прежде — розыск.

— Нет-нет, прости Господи за грешные мысли. Нет. Не гоже пытать героя-воеводу. Да и других Шуйских тоже. Грех великий. Они же испокон века служат исправно государям Российским.

— Если они намерились тайным заговором отнять у тебя, помазанника Божьего, трон, то какая это служба? Мне тоже обидно, ни сна, ни отдыха не зная, отдаю все силы на благо отечества, а меня — черни головой!

— Нет и нет, — перекрестился Фёдор Иванович, — прости Господи. Судить честным судом можно и нужно, только без пыток.

— Так и поступлю.

Так, да — не так. Годунов был верен себе — поступил, как посчитал нужным и полезным для себя, исполнив только малую часть воли государя. Пыточные зашлись в воплях едва ли не сильней, чем при Иване Грозном: слуги княжеские и менее знатные сторонники заговорщиков не хотели клеветать на уважаемых ими князей, Годунову же были нужны признания хотя бы нескольких человек, вот он и старался как мог. Без всякой жалости пытал.

Увы, без успеха. Не было у него под рукой слуги, подобного Малюте Скуратову, который так ловко добывал нужное; далеко отослан и Богдан Бельский, умелый ученик своего дяди — не нашлось таких ловких мастеров заплечных дел, чтобы снабдить Годунова необходимыми ему признаниями. И всё же суд начался.

Судьи — все угодники Бориса Годунова. Что бы в оправдание себе ни говорили обвиняемые, всё пролетало мимо их ушей. Только донос кравчего князя Андрея Шуйского принимался за истину.