Книга Откровение огня - Алла Авилова

Наташа прильнула к нему всем телом, и он почувствовал ее горячие губы на своих щеках, лбу, веках. Сергей стат целовать ее сам и одновременно расстегивать ее платье.

После того как они отольнули друг от друга и отдышались. Наташа соскочила с постели и побежала к сундуку. Порывшись в нем, она вернулась к кровати с книгой в руках и присела у изголовья на корточках, на губах — многозначительная улыбка.

— Видишь книгу? Она называется «Откровение огня». Это ее читал моей матери скитник Никита. Отец убил его. Его и маму. Когда я пришла в скит их хоронить, я нашла «Откровение» в землянке Никиты. Я пыталась его читать, но дальше одной строки у меня не пошло. Мне такое письмо читать трудно. До сих пор я одолела только первый лист… Ты ведь легко читаешь старые книги?

— Давай попробую. Зажги лампу!

— Завтра, — сказала Наташа.

Она захлопнула книгу, положила ее под кровать и забралась обратно в постель. Прижавшись опять к Сергею, она спросила:

— Мне Ирина сказала, что ты тоже рано остался без матери, это правда?

— Без матери и без отца.

— Кто тебя растил?

— Тетка, сестра матери.

— Это она надоумила тебя поступить в семинарию?

— Нет, на семинарии настоял мой дядя, брат отца.

— А ты сам не хотел в семинарию?

— Нет, я хотел в университет.

— Зачем же ты тогда согласился на семинарию?

— Не хотел отказывать дяде. Я его уважаю больше всех.

— Расскажи мне о нем.

— Он игумен.

— Где его монастырь? Под Москвой?

— Далеко отсюда.

— Где именно?

— Под Тамбовом.

Наташа отпрянула от Сергея, приподнялась и посмотрела на него в упор.

— Какой это монастырь? — спросила она скороговоркой.

— Благовещенский, под Бобровом.

— И ты там, конечно же, бывал! — воскликнула она.

— Пару раз, ребенком, — все так же коротко отвечал Сергей, словно не замечая Наташиной взволнованности.

— И Ирина это знала?

— Кажется, я ей об этом рассказывал. Разве это важно?

— Конечно же это важно! — выкрикнула Наташа. — Это такое поразительное совпадение! Лecнянка всего в пятнадцати-двадцати верстах от Благовещенского монастыря. Такие совпадения не бывают просто так — это знак общей судьбы. Странно, что Ирина мне и слова не сказала, что ты несколько раз бывал поблизости от нас.

— Наверное, она тебе не все говорила.

— Да нет, она мне как раз говорила все!

— Не будем больше об Ирине, хорошо? — сказал Сергей и притянул Наташу к себе.

Проснувшись на следующее утро, Наташа обнаружила, что лежит одна. Она огляделась. Одежды Сергея не было, вообще никаких его вещей не было. «Пошел к булочнику», — решила она, но на душе стало неспокойно. Наташа осталась лежать в постели, дожидаясь Сергея. «Если бы он ушел надолго, то оставил бы записку», — думала она.

Время шло, и лежать ей надоело. Она встала, оделась. «Где он?» — недоумевала Наташа. Этот вопрос тикал у нее в голове, как часы. Она заглянула под кровать и вскрикнула: книги не было.

15

«Кто ищет одно Его имя, найдет одно Его имя.

Кто ищет много Его имен, найдет много Его имен.

Кто ищет Его за именами, выйдет на простор.

Кто не станет Его искать, окунется в мечту.

Кто перестанет Его искать, встретит Его».

Я должен был защищаться в середине ноября. Стать моим оппонентом было предложено в числе других профессору Глоуну. Он согласился. Я послал ему текст диссертации по почте. Не прошло и недели, как Глоун мне позвонил.

— Поздравляю, Берт, достойная работа. В чем упрекнуть, как всегда, найдется, но, к счастью, только по мелочам. О подробностях, мой дорогой, — на защите. А что ты, кстати, не заходишь последнее время?

«Последним временем» Глоун назвал одиннадцать лет, прошедших после того, как он мне сообщил: «Мой дорогой, ты, наверное, очень удивишься, но я сделал выбор не в твою пользу. Я буду рекомендовать в аспирантуру твоего друга Герарда Лоддера». Зануда Лоддер никогда в моих друзьях не числился — мы просто были вместе дипломниками Глоуна, и потому я решил в первый момент, что мой профессор меня дразнит: все, включая меня самого, были уверены, что он оставит меня при себе в университете. Однако то, что я услышал дальше, не оставляло сомнений в серьезности его слов: «Выбор в пользу Лоддера связан с характером исследований, запланированных на ближайшие несколько лет. Ты на такой работе засохнешь, Герард же на ней — взрастет. С нового семестра выдвинется на первый план палеографический анализ. И тему диссертации аспирант должен будет взять соответствующую. Сам видишь, не твоя эпопея. Только не думай, что это трагедия. Ты иди сейчас, освойся — мы потом еще поговорим о будущем. Окажешься в университете, зайди ко мне». Я ушел тогда от Глоуна, так и не открыв рта, даже не попрощался. Диплом уже был получен, «заходить» в университет мне больше было незачем — и я больше туда не заходил.

Одиннадцать лет спустя Глоун был конкретнее.

— Может быть, заглянешь на днях? Например, завтра? Мне бы хотелось расспросить тебя о московских архивах. Ты ведь работал не только в Ленинской библиотеке, верно?

— Верно. Еще в ЦГАЛИ и АКИПе.

— Что это еще за АКИП?

— Один небольшой архив с турбулентным рукописным отделом.

— В каком смысле — «турбулентным»? — Я чувствовал по голосу, что Глоун напрягся. — Или там произошло что-то из ряда вон выходящее?

Я не спешил с ответом.

— Алло, ты на проводе?

— Я на проводе. Я задумался, как этот случай определить точнее — как «из ряда вон выходящий», «необычный», «примечательный» или «исключительный».

Профессор был всегда нетерпелив. Можно догадаться, каково незаурядной личности оказаться на заурядной роли в скучной драме под названием «Славистика».

— Ну-ну, я ценю твой юмор, а теперь скажи, они там, в АКИПе, что-то откопали? — насел он на меня.

— Увидимся — расскажу, — сказал я хладнокровно. Мне хотелось ему отплатить.

Своего славного профессора я долго мучить не стал — через два дня я уже был у него в университете. Глоун мало изменился. Однако мой рассказ состарил его у меня на глазах.

— Как можно было допустить, чтобы такой манускрипт вышел из научной сферы? А если бы эта Надя исчезла вместе с ним навсегда? — набросился он на меня.

— Какой ей был смысл исчезать? Она хочет издать рукопись за границей. Ханс ван Сеттен для нее — редкий шанс.