Книга Идишская цивилизация. Становление и упадок забытой нации - Пол Кривачек

Некоторые лавочники действительно серьезно разбогатели, по крайней мере по стандартам тех дней. В первом поколении семья рыботорговцев на рынке под названием Петтикоут-лейн (ныне Мидлсекс-стрит и Уэнтворт-стрит) поднялась настолько, что приобрела огромное имение под Лондоном возле Эппинг-Форест с карповым прудом, яблочным садом, летним домиком и частной синагогой[252].

В пище для ума тоже не было недостатка. По словам журналиста Дэвида Мазовера, правнука идишского писателя Шолома Аша, к 1880-м годам уже несколько маленьких типографий печатали брошюры и книги на идише, а в 1890-е годы «Ист-Энд мог выпускать три ежедневные газеты на идише и целый ряд сионистских, социалистических и марксистских периодических изданий. У идишского театра существовала восторженная аудитория – это была основная форма развлечения иммигрантского рабочего класса»[253].

Существовали популярные мюзик-холлы наподобие кембриджского, где перед публикой впервые появился Чарли Чаплин (псевдомавританский фасад выдает, что прежде здесь была синагога), или уайтчепельского, получившего причудливое название «Страна чудес», о котором писали:

В этом большом зале даются самые удивительные представления. Они включают в программу маленькие пьески, песни и скетчи, которые звучат сначала на идише, а затем переводятся на более или менее сносный английский, как правило, еврейским переводчиком. Этот переводчик часто пользуется случаем, чтобы привлечь внимание любезных зрителей из первых рядов, в основном иностранцев, к некоторым дополнительным шоу, которые проходят в разных уголках этого огромного зала и в которых участвуют всякие безрукие, безногие, скелетоподобные или пятнистые уродцы. После того как зрители насмотрятся на уродцев, а «гринеры», еврейские труженики потогонных фабрик Ист-Энда, воспользуются антрактом, чтобы подкрепиться в свое удовольствие, сценки и песенки на идише, комические и прочие, продолжаются до самого закрытия[254].

В лондонском идишском театральном мире было мало блеска, обычного для шоу-бизнеса. Артисты работали в почти таких же суровых условиях, как и их зрители с потогонных фабрик, показывая четыре или пять представлений за вечер в разных театрах и мюзик-холлах или на крошечных сценах в тесных салонах. Они упорно пробивали себе дорогу через поток транспорта, добираясь с одного представления на другое в запряженном лошадьми экипаже. «Потогонная система была ужасной в портняжных мастерских, но еще более ужасной она была в идишском театре», – писал радикальный журналист Морис Винчевский[255]. Оплата тоже была мизерной.

Возможно, вследствие нищенских условий труда, а может, из-за относительной терпимости британских властей или даже вследствие многоязычности населения, собравшегося из всех углов континента, но наиболее вероятно – вследствие ведущей роли говорящих на идише евреев в европейском социалистическом движении, после 1881 года Лондон стал главным мировым центром левой политики. В 1907 году съезд Российской социал-демократической рабочей партии, породившей большевиков, проводился в здании на Уайтчепел-роуд. До 1917 года Ленин был здесь частым гостем; останавливался там и Сталин – в квартире около знаменитой литейной, где в 1752 году был отлит американский Колокол свободы. В 1911 году группа латвийских анархистов, скрывавшаяся на квартире миссис Бетси Гершон, вступила в перестрелку с полицией и отрядом шотландской гвардии из соседнего лондонского Тауэра, пока здание не загорелось; молодой министр внутренних дел Уинстон Черчилль, руководивший операцией, запретил пожарным тушить пламя.

Политические волнения не могли не произвести сильного впечатления на страдающих рабочих потогонных фабрик, особенно после того, как Рудольф Рокер, говоривший на идише немец, хотя и христианин, издатель анархистской газеты на идише «Друг рабочих» («Дер арбетер фрайнд»), портрет которого до недавнего времени висел в Уайтчепельской библиотеке, начал организовывать сопротивление рабочих. Вскоре многие из них вступили в профсоюзы. Существовал Союз еврейских рабочих-мебельщиков, все дела которого велись на иврите, и на его знамени была надпись на иврите. Согласно коммунистическому деятелю Солли Кайе, этот союз позднее слился с Национальной ассоциацией мебельщиков и стал ее отделением № 15, «известным своей воинственной позицией в течение 1930-х годов и позднее»[256]. Существовал Еврейский союз пекарей, имевший маленькую этикетку с надписью: «Испечено Союзом рабочих». Но, как и везде в мире, ярый радикализм впоследствии слабел с ростом материального благополучия.

Говорящий на идише Ист-Энд неизбежно оказался временным явлением в жизни британского общества и внес лишь небольшой прямой вклад в английскую культуру и язык. Число говоривших на идише было слишком мало, культура большинства была намного сильнее, а ее противостояние было слишком острым – не только идишскому образу жизни, но и самому языку, и как со стороны неевреев, так и, что более важно, со стороны прочно устроенной англо-еврейской общины. Преимущественно сефарды по происхождению и аристократы по духу, они считали себя еврейскими британцами в большей степени, чем британскими евреями, и с неописуемым отвращением относились к вульгарному говорящему на идише сброду из России, штурмовавшему пристань Темзы и угрожавшему их комфортному существованию. Черт возьми, разве не английские евреи дали стране премьер-министра Бенджамина Дизраэли, хотя и крещеного? Даже газета «Еврейская хроника» («Jewish Chronicle»; основана в 1841 году), опубликовавшая 26 марта 1880 года положительный отзыв о представлении в идишском театре, не могла сдержаться:

Пьесы исполнялись на идишско-немецком диалекте, на языке, за сохранение которого мы бы выступили последними.

«Еврейская хроника» в конце концов получила свое. Через несколько лет после окончания Первой мировой войны, в 1920-е годы община начала долгий медленный путь расселения из Степни и Уайтчепела к пригородам; более успешные двигались вверх – из закопченных, грязных и полных преступных элементов улиц Ист-Энда в более благополучные районы на северо-западе Лондона; менее удачливые – вниз, на восток по исторической дороге Майл-Энд-роуд в менее престижные пригороды Эссекса. Самые богобоязненные перемещались на север, в Стоук-Ньюингтон и Стэмфорд-Хилл. Идишские язык и культура нелегко переживали перемещение на деловые улицы пригородов с террасами или зеленые переулки, окруженные полуобособленными особняками, где соседи говорили только по-английски, и, чтобы поговорить на идише, мужчины собирались в соседней парикмахерской и играли на пенни или два в венгерскую карточную игру калабрияш[257].