Книга Next - Майкл Крайтон

— Семь утра, Боб.

— О, господи! — Послышался мягкий шлепок, словно голова собеседника упала на подушку. — Ну, Алекс, если ты разбудила меня из-за какой-нибудь ерунды, берегись.

— Ты что, побывал вчера на очередной дегустации? Роберт А. Кох, уважаемый глава юридической фирмы, был известен своим пристрастием к хорошему вину. У него была собственная коллекция вин, он покупал их на аукционах «Кристи», ездил за особо редкими сортами в Напу, Австралию, Францию. Но Алекс подозревала, что все это было лишь прикрытием, основанием для того, чтобы иметь возможность постоянно выпивать.

— Я жду, Алекс, и постарайся не разозлить меня.

— Ладно. В течение последних суток за мной гоняется «охотник за людьми» — здоровенный дядька, прямо ходячий комод. Он преследует меня и моего сына, хочет проткнуть нас иглами для биопсии и взять наши клетки.

— Очень смешно. А теперь давай серьезно. Что тебе нужно?

— Я говорю совершенно серьезно! Меня и моего сына преследует охотник за людьми!

— Ни с того ни с сего?

— Нет, я думаю, это связано с «Биогеном».

— Я слышал, что у «Биогена» неприятности, — сказал Боб. — И теперь, говоришь, они пытаются взять ваши клетки? Они, вероятно, не имеют права это делать.

— «Вероятно» — это не то, что я хотела услышать.

— Закон расплывчат…

— Послушай! Рядом со мной находится мой восьмилетний сын. А они пытаются схватить его затолкать в машину «Скорой помощи» и проткнуть его печень иглами! Я не хочу слышать «вероятно» и «закон расплывчат»! Я хочу услышать: «Мы не допустим этого!»

— Конечно, мы попытаемся. Это связано с делом твоего отца?

— Да.

— Ты ему звонила?

— Он не отвечает.

— А в полицию ты звонила?

— В Окснарде выдан ордер на мой арест. Сегодня там состоятся слушания. Мне нужно, чтобы на них присутствовал какой-нибудь хороший юрист, представляющий мои интересы.

— Я отправлю туда Денниса.

— Я сказала «хороший».

— Деннис вполне хорош.

— Деннис хорош, если у него есть месяц на подготовку, а слушания назначены на сегодня, Боб.

— Ладно, а кого хотела бы там видеть ты?

— Тебя.

— О, Боже милостивый! Окснард! Это же так далеко, мать твою!

— Боб, меня довели до того, что мне пришлось украсть дробовик, и теперь я повсюду таскаю его с собой! А ты ноешь только потому, что тебе придется всего лишь прокатиться на машине!

— Ну хорошо, хорошо, не кипятись. Только сначала мне нужно уладить кое-какие дела.

— Ты поедешь?

— Да, я поеду. Можешь хотя бы намекнуть мне, вокруг чего весь этот сыр-бор?

— Детали ты найдешь в файле Барнета. Я предполагаю, что речь идет о праве принудительного отчуждения частной собственности или присвоении чужой собственности.

— Под собственностью подразумеваются твои клетки?

— «Биоген» утверждает, что они принадлежат ему.

— Каким образом ему могут принадлежать твои клетки? Вот клетки твоего отца — да. А, я понял! Ведь клетки-то у вас одинаковые! Но это полный бред, Алекс!

— Вот и скажи это судье.

— Они не имеют права нарушать целостность твоего организма или организма твоего ребенка только потому…

— Прибереги это для судьи, — сказала она. — Я перезвоню тебе позже, чтобы узнать, как все прошло.

Алекс закрыла телефон и посмотрела на Джеми. Он все еще мирно спал и был похож на ангелочка.

Если Кох доберется до Окснарда до середины дня, он может добиться назначения экстренных слушаний на сегодня. Наверное, звонить ему стоит не раньше четырех часов дня. Это время будет тянуться для нее невыносимо долго.

Алекс ехала в Ла-Джоллу.

ГЛАВА 082

«Только гостей нас сейчас не хватало!» — думал Генри Кендалл, с неодобрением наблюдая за тем, как Линн обнимается с Алекс Барнет, а потом наклоняется и целует ее сына Джеми. Алекс и Джеми заявились, даже не предупредив о своем приезде. Оживленно болтая и жестикулируя, счастливые оттого, что наконец встретились, женщины отправились на кухню готовить завтрак для Джеми Алекс. Их собственный Джеми тем временем играл с Дейвом в «Плейстейшн». Игра называлась «Рули или умри». Из их комнаты доносились звуки сталкивающихся машин и визг покрышек.

Генри Кендалл был потрясен случившимся и не находил себе места от волнения. Он отправился в свою комнату, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию. Он только что вернулся из полицейского участка, где вместе с копами просмотрел запись камеры наблюдения, установленной на школьной игровой площадке. Качество записи было скверным, и это к лучшему, потому что Генри было невыносимо смотреть, как здоровенный балбес Билли бьет и пинает его сына. Несколько раз ему даже приходилось отвернуться. А остальные мальчишки, эта банда скейтбордистов? Им место в тюрьме! Если есть на земле справедливость, их всех исключат из школы.

Но вместе с тем Генри понимал: на этом все не закончится. В наши дни судятся все кому не лень, и Генри не сомневался: родители скейтбордистов тоже будут судиться, добиваясь восстановления своих отпрысков в школе. Они подадут в суд на его семью, на Джеми и Дейва. И во время судебного разбирательства непременно выяснится, что не существует никакого синдрома Гандлера — Крюкхайма, или как там назвала его Линн.

Все узнают о том, что Дейв всего лишь трансгенный шимпанзе.

А что потом? В средствах массовой информации поднимется такой вой, что хоть святых выноси, репортеры месяцами будут ошиваться на лужайке перед их домом, преследовать членов их семьи везде, где бы те ни появились. Они будут снимать их скрытыми камерами днем и ночью, они до основания разрушат их жизнь. А когда журналистам это надоест, в бой вступят попы, проповедники, религиозные организации и защитники животных. Генри и его родных будут называть безбожниками и преступниками, несущими угрозу не только всему американскому обществу, но и биосфере в целом. Генри, как наяву, видел телевизионных комментаторов, галдящих на разных языках — английском, испанском, немецком, французском, японском, — и все это на фоне картинок, на которых изображен их дом, сам Генри и Дейв.

И это будет только начало.

Дейва, естественно, заберут, Генри, возможно, отправится в тюрьму. Впрочем, последнее было маловероятным. Ученые на протяжении двух десятков лет сплошь и рядом нарушали правила в отношении генетических экспериментов, и никого еще не посадили, даже если пациент умирал. Но заниматься исследованиями ему точно запретят. Не исключено, что его выгонят из лаборатории — на год, а то и больше. Как в таком случае ему содержать семью? Линн в одиночку не потянет, а ее интернет-бизнес наверняка прикажет долго жить. А что будет с Дейвом? А с его сыном? С Трейси? Жители Ла-Джоллы, по крайней мере значительная их часть, придерживались довольно либеральных взглядов, но даже им вряд ли будет приятно узнать, что их дети ходили в одну школу с очеловеченной обезьяной. Люди к такому еще не готовы, а их либерализм существует преимущественно на словах.