Книга Наука Плоского мира - Терри Пратчетт

Поскольку совершенно понятно, что животные точно были другими (нашими предками, а не нами), даже удивительно, что прежде этот вопрос никому не пришел в голову. К сожалению, в науке такое случается частенько. Люди – очень узкие специалисты. Скажем, эксперт по доисторическим обезьянам может быть полным профаном в ботанике.

Оказалось, что в Стеркфонтейне, одном из мест, где были найдены ископаемые обезьяны, чьи останки послужили доказательством теории саванн, никакой саванной тогда и не пахло. Ископаемые пыльца и лианы подтверждают, что там был совершенно нормальный лес. Было доказано, что и Южную Африку, и Эфиопию (где нашли знаменитую Люси) покрывали леса, в которых и жили наши приматы. По словам Тобиаса, примат-убийца в саваннах – это полный абсурд.

Вместе с тем обнаружились некоторые новые свидетельства в пользу «водного» происхождения человечества, хотя, конечно, о полноценном аквапитеке речи пока не идет. Общей чертой всех мест, где когда-либо находили ископаемых гоминидов, является то, что они располагаются рядом с водой. В этом есть смысл, поскольку гомо сапиенсу постоянно требуется много пить, потеть и мочиться. Если бы мы эволюционировали в саваннах, то до чертиков опостылели бы остальным животным своим постоянным мочеиспусканием. Похоже, что уже по крайней мере миллион лет назад мы были прекрасными пловцами. Существуют доказательства человеческой миграции на острова вроде острова Флорес, отделенного от Бали глубоководной впадиной. Даже если допустить, что уровень моря в прошлом был намного ниже, переселенцам все равно пришлось бы проплыть (на плотах, или каким-либо другим способом) по крайней мере 20 миль.

Может быть, мы и не «водные приматы», зато совершенно точно жили во влажных лесах. Как, кстати, и бонобо, один из наших ближайших родственников.

Мозг – это удивительная вещь. Он физическое воплощение разума, явления еще более удивительного. Разум – это сознание (или по крайней мере он дает своим владельцам яркое впечатление того, что они действительно существуют). Разум обладает свободой воли (или по крайней мере создает у своих владельцев яркое впечатление того, что она у них имеется). Разум оперирует в мире квалиа – ярких чувственных ощущений, таких, как красный, горячий, сексуальный. Квалиа – это не абстракции, это именно ощущения. Все мы по собственному опыту знаем, на что похожи подобные ощущения. Наука же и понятия не имеет, что делает их такими, какими они воспринимаются.

Что касается мозга… С мозгом у нас выходит немного лучше. С одной стороны, мозг – это вычислительное устройство. Его очевидные физические компоненты – это нервные клетки, объединенные в сложную сеть. Подобные сети исследуются математиками, которые полагают, что в них происходят разные поразительные процессы. Стимул порождает отклик. Если позволить взаимосвязям этих сетей эволюционировать, выбирая определенные связи между входным сигналом и выходным – например, реагировать на изображение банана, но не на изображение мертвой крысы, то очень скоро вы получите отличный бананораспознаватель.

Что делает человеческий мозг по-настоящему уникальным, так это его рекурсивность, по нашему мнению. Обнаружив банан, мозг способен думать об обнаружении банана. Он может думать также о своих собственных мыслительных процессах. Это устройство распознавания образов, которое способно распознать собственный образ. Именно эта способность и подразумевается под человеческим интеллектом. Она же, вернее всего, лежит и в основе сознания: одним из образов, который научилось распознавать устройство распознавания, является оно само. Так сознание стало самосознанием.

В результате мозг оперирует как минимум на двух уровнях. На редукционистском уровне он представляет собой сеть нервных клеток, посылающих друг другу невероятно сложные, но в конечном счете бессмысленные сообщения. Так муравьи, на наш взгляд, суетятся внутри муравейника. На втором уровне мозг – это самостоятельная личность, целый муравейник, осознавший собственную индивидуальность. В книге Дугласа Хофштадтера «Гедель, Эшер, Бах» есть фрагмент, где госпожа Мура Вейник встречается с доктором Муравьедом. Когда приходит доктор, муравьи пугаются и меняют свое поведение. Для Муры Вейник, оперирующей на эмерджентном уровне, это изменение представляется в виде знания о прибытии доктора Муравьеда. Она радостно наблюдает, как доктор поедает «ее» муравьев. Ведь муравьи – практически неистощимый ресурс, и она всегда может развести новых, которые займут место съеденных.

Связь между муравьями и «интеллектом муравейника» – эмерджентная. Она возникает в процессе движения по уже упоминавшейся нами Муравьиной Стране. Одно и то же действие имеет разный смысл для муравьев и Муры Вейник, которая будет осознавать его как нечто внеопытное, трансцендентное. Замените Муру Вейник на себя, на самих себя, на того «вас», кто по вашим собственным ощущениям переживает ваши мысли, а муравьев – на клетки головного мозга, и вы получите связь между мозгом и разумом.

Теперь вы соотнесли себя с самим собой, то есть начали рефлексировать.

Хотя мозг построен из нейронных сетей, для его эволюции потребовалось нечто большее, чем установление сложных нейронных связей. Мозг оперирует понятиями высокоуровневых модулей: один – для бега, другой – для обнаружения опасности, еще один заставляет вас держаться начеку, и так далее. Каждый из перечисленных модулей – это эмерджентная характеристика сложной нейронной сети. Но они никогда не были запланированы. Они – эволюционировали. Миллионы лет эволюции настраивали эти модули на немедленный и адекватный отклик.

Модули существуют во взаимосвязи. Они делят между собой нервные клетки, перекрывают друг друга и необязательно существуют в какой-то четко ограниченной области мозга, точно так же, как «Водафон» нельзя определить как область в телефонных сетях. По мнению Дэниэла Деннета, они похожи на скопление «демонов», то есть на «пандемониум». «Демоны» беспрерывно вопят, и тот, кто заорет громче других – выиграл (немного похоже на интернет-форум, правда?).

Свою культуру современное человечество возвело как раз вокруг этих модулей (к данному тезису мы еще вернемся), приспособив их для других целей. Модуль, предназначенный для обнаружения львов, отчасти стал модулем, с помощью которого мы можем читать книги о Плоском мире, а модуль, связанный с ощущением движений тела, – приспособлен для некоторых математических вычислений, скажем, в области механики, где важно «физическое» ощущение проблемы. Наша культура перестроила наш мозг, а мозг – культуру, и это повторяется раз за разом, из поколения в поколение.

Столь радикальной перестройке должны были предшествовать более простые шаги. Ключевым из них, ведущим к совершенному человеческому мозгу, стало возникновение гнезда. До того детеныши были сильно ограничены в своих поведенческих экспериментах: каждый раз, когда ты пытался затеять новую интересную игру, тебя пожирал питон, то есть инициатива всегда оказывалась наказуема. В удобном и относительно безопасном гнездышке метод проб и ошибок не обязательно смертелен. Такое гнездо позволяет тебе играть, а именно в игре исследуется фазовое пространство возможных поведенческих образцов и находятся новые, иногда весьма полезные стратегии. Следующим шагом явилось изобретение семьи, стаи и племени, то есть группы особей с общим поведением, склонных защищать друг друга. У сурикатов, одного из видов мангустов, племенная структура довольно сложна, и они по очереди выполняют опасную работу часового.