Книга В Россию с любовью - Сергей Донской

Вот и сейчас при одной мысли о том, что ей предстоит очередная встреча с этим страшным человеком, Маша попыталась вжаться спиной в стену и спрятаться за поднятыми коленками. Бесполезное занятие. Стена была покрыта колючей цементной коростой, неосторожное прикосновение к которой оставляло на коже ссадины. А забраться с ногами на скамью шириной в тридцать сантиметров сумела бы разве что маленькая девчушка, но никак не женщина двадцати шести лет от роду. Хотя сейчас Маша взрослой себя не ощущала. И если уж плакала в этой конуре, то навзрыд, как в детстве.

Скрежет дверных петель резанул по нервам, включенный свет — по глазам. Некоторое время стоящий на пороге мужчина представлялся Маше безликой черной тенью, но, присмотревшись, она, конечно же, обнаружила у вошедшего и лицо, и неизменные очки на нем. Власов собственной персоной. Что ему нужно в такую рань? Машины часики показывали 05.12.

— Доброе утро, — сказала она, злясь на себя за глупую фразу. В какой тюрьме когда утро бывает добрым?

Власов захлопнул за собой дверь, приблизился к Маше и молча уставился на нее своими стекляшками. Смотреть на него снизу вверх было неудобно. А когда Маша попробовала опустить голову, она почувствовала сверлящий ее взгляд макушкой, кожей, корнями волос.

— Раздевайся, — прозвучало над ней.

— Вы пришли провести медосмотр?

Фраза только-только сорвалась с Машиного языка, а твердая сухая ладонь Власова уже отвесила ей оплеуху, после которой всякое желание хорохориться пропало.

— Я могу хотя бы принять душ? — тихо спросила она.

— В этом нет необходимости. Там тебя полюбят и такой.

— Там?

— Я сказал: раздевайся!

Маше показалось, что она имеет дело с неодушевленным роботом. Во всяком случае, снимая с себя одежду, она испытывала что угодно, но только не стыд. Потому что вползающий в душу ужас почти не оставлял места для иных чувств.

Власов наблюдал за движениями пленницы с совершенно бесстрастным лицом, но, когда она переступила через сброшенные трусики, неожиданно усмехнулся. От этого его рот перекосился. Будто лицевые мышцы свела судорога.

— Теперь надень это, — велел он.

К Машиным ногам бесшумно упали черные ажурные чулки. Такой фасон, бесспорно, приглянулся бы любой портовой шлюхе и подавляющему числу мужчин. Что касается Маши, то она ничего такого сроду не носила. И, напялив на ноги дурацкие чулки, доходившие ей до середины бедер, она почувствовала себя более обнаженной, чем совсем без ничего.

— Отлично смотришься, — одобрил Власов. — Они будут рады тебе без памяти.

Там… Они… Сплошные загадки, разгадывать которые Маше абсолютно не хотелось. И все же вопрос невольно сорвался с ее губ:

— Кто мне будет рад? Что вы задумали?

На этот раз рот Власова перекосило в другую сторону.

— Твой дружок Гарик содержится в общей камере, где, помимо него, помещается еще одиннадцать таких же уголовных душ. На каждого заключенного приходится ровно полтора метра площади. — Очки Власова зловеще сверкнули. — И всего шесть нар. Плюс параша — одна на всех… И ты, хе-хе, в чулочках, хе-хе…

Маше словно кипятком в лицо плеснули.

— За что? — Голос у нее почти пропал, а помертвевшие губы едва шевелились. — Я же все вам рассказала, ничего не утаила…

— Вот и будет тебе поощрение за хорошее поведение, — злорадно откликнулся Власов. — Сомневаюсь, что у тебя в новой камере будет возможность выспаться, но кормить тебя там станут на убой, это я тебе гарантирую. Примитивным мужчинам ведь нравится, чтобы женщина была в теле. А ты…

Он ущипнул Машу за бок и засмеялся гадким смехом рано состарившегося мальчишки, обожающего прикладываться одним глазком к щелочкам и замочным скважинам.

— Что вам от меня нужно? — спросила Маша голосом, полным покорности судьбе.

Она уже догадалась, что весь этот цирк потребовался Власову для того, чтобы сломить ее окончательно. Что ж, он своей цели добился. Оказаться одной с целой оравой озверелых уголовников — все равно что угодить в зубы волчьей стаи. Накинутся все разом и разорвут. Даже чулочков от жертвы не останется.

— А что ты можешь для меня сделать? — скучно поинтересовался Власов.

— Все, — просто ответила Маша.

— Ладно, убедила.

Он помолчал, изображая раздумье, хотя и так все было ясно. Сейчас прозвучит условие, которое придется выполнить, чтобы угроза не была приведена в исполнение. Так и произошло.

— Ты помнишь человека, который спас тебя в аэропорту?

— Помню.

— Сейчас тебя посадят в вертолет и по моей команде доставят на железнодорожную станцию. — Пальцы Власова все сильнее сжимали прихваченную в щепоть Машину кожу. — Там ты сядешь в электричку. Пройдешь весь состав из конца в конец и… — Он пустил в ход вторую руку, которая занялась ее грудью, — …и отыщешь своего спасителя. Заговоришь с ним…

— А если он меня не узнает? — Твердые пальцы мучителя обращались с Машиным соском не более нежно, чем с комочком разминаемого пластилина, но она стоически терпела эту боль, потому что боялась испытать кое-что похуже.

— Узнает, — пообещал Власов, дыша на пленницу смесью мятных лепешек и неухоженных зубов. — У него отличная память.

— Хорошо, — выдавила из себя Маша. — Что я должна делать дальше?

— Не перебивай меня, дрянь!

У нее потемнело в глазах. Не от гневного крика полковника. Оттого, что его скрюченные пальцы превратились в настоящие когти. Вдосталь насладившись гримасой на лице пленницы, он продолжал как ни в чем не бывало:

— Фамилия этого человека Громов. Он и получаса не может выдержать без сигареты, так что твоя задача уединиться с ним в тамбуре. При тебе будет маленький баллончик с аэрозолем, позже получишь. Брызнешь из него Громову в лицо, и твоя миссия закончена. Поняла?

— Да, — кивнула Маша.

Оставив в покое ее кожу, Власов похлопал ее по щеке. Раза в два сильнее, чем того требовал поощрительный жест.

— В поезде ты будешь одна, но не надейся, что тебе удастся сбежать и затеряться на просторах нашей огромной Родины. Не надейся также, что Громов опять бросится тебе на помощь. От меня тебе никуда не деться. Ты ведь поняла уже, что ФСБ — контора серьезная.

— Поняла…

«На собственной шкуре», — добавила Маша про себя. Истерзанные бок и сосок левой груди горели, как после ожога.

— Почему ты не спрашиваешь, что будет в баллончике? — вкрадчиво поинтересовался Власов.

— Аэрозоль. Вы же сказали.

— Умная девочка. — Он ухватил ее за ухо и подергал, словно пробуя на прочность. — Умные девочки не хотят знать больше, чем способны усвоить их мозги… Но правда не так страшна, как ты себе вообразила… Это будет слабый нервно-паралитический газ. Усвоила?