Книга Волки на переломе зимы - Энн Райс

– Да, это так, – согласилась Джордж. – Я хочу одного – чтобы все получали от мира только хорошее. Мне тяжело даже желать кому-нибудь зла. – Похоже было, что она тщательно подбирала слова и произносила их очень медленно и внятно. – И скажу вам вот что: самое важное в разговоре с Богом – это устремление к любви, к любви во имя Его.

– Полагаю, что вы правы, – ответил Ройбен.

– По крайней мере, ваш брат Джим говорит то же самое.

Она снова повернулась к нему и улыбнулась.

– И вам, мистер Голдинг, я желаю всего самого лучшего. – Она поднялась. – Большое спасибо за то, что вы согласились принять меня.

Ройбен тоже встал, и они медленно направились к двери.

– Пожалуйста, поймите меня правильно: я должна была узнать, – сказала она. – У меня сложилось впечатление, что от этого всерьез зависело мое душевное здоровье.

– Понимаю.

Когда они вышли на террасу, Ройбен обнял ее за плечи. Ветер разыгрался не на шутку, и капли дождя били по его лицу и рукам как стальная дробь.

Он открыл перед гостьей дверцу ее машины.

– Будьте осторожны в пути, пастор Джордж, – сказал он. В собственном голосе он улавливал легкую дрожь, но надеялся, что она этого не заметит. – И, пожалуйста, поддерживайте связь со мною. Пишите, когда будет возможность. И сообщайте, как идут дела у Сюзи.

– Обязательно, мистер Голдинг. – На сей раз она улыбалась искренне и непринужденно. – Я всегда буду поминать вас в своих молитвах.

Он долго стоял, провожая взглядом автомобиль, катившийся с холма к воротам.

Через час он пересказал эту беседу Феликсу и Маргону.

Они сидели в кухне и пили чай. Похоже, чаю они всерьез отдавали предпочтение перед кофе, и в последнее время каждый часа в четыре дня отправлялся на кухню пить чай.

Как ни странно, случившееся их не встревожило, зато оба похвалили Ройбена за то, как он вышел из положения.

– Ты все сделал как нельзя лучше, – сказал Феликс.

– Но ведь это не страшно, да? – спросил Ройбен. – Она же никому не скажет. А если попытается, то никто не…

Оба промолчали. Потом Маргон сказал:

– Она никому не скажет и не подаст виду до тех пор, пока кто-нибудь из тех, кого она знает и любит, не окажется жертвой какого-нибудь из ряда вон выходящего насилия, какого-нибудь ужасного зла. Тогда-то ты вновь услышишь о ней. Она обратится к тебе за справедливостью. Она позвонит тебе и расскажет, что случилось с ее другом, или ее родственником, или кем-то еще из близких ей людей, и, если ей будет известно, скажет, кто именно сотворил это злодеяние, и не станет ни о чем тебя просить. Она просто расскажет тебе все в подробностях, и больше ничего. Так оно и начинается: звонки от тех, кто знает и кому понадобилась наша помощь. Никто никогда не станет объяснять, почему рассказывает тебе свою скорбную повесть. Но они будут звонить, будут приходить и будут рассказывать. Возможно, первой окажется именно она, а может быть, Сюзи Блейкли. Кто же может знать? Может быть, первым будет Гэлтон, или шериф округа, или кто-то такой, кого ты даже не вспомнишь, где и когда видел. Опять же, кто может знать, что случится. Но начнется это обязательно, и когда так случится, ты должен разрешать ситуацию именно так, как сделал это сегодня. Ни в чем не признаваться. Ничего не обещать. Ничего не предлагать. Просто принимать рассказанное к сведению и передавать нам. А мы потом решим все вместе – ты, Феликс и я, – что делать дальше.

– Это неизбежно, – спокойно сказал Феликс. – Не тревожься. Чем больше мы будем делать того, что от нас просят, тем вернее нам будут эти люди.

26

Наступил канун Нового года. Над побережьем бушевал мощный шторм, дороги на всем протяжении округа были залиты водой, ветер сотрясал стропила и выл в каминных трубах Нидек-Пойнта. Дождь с такой яростью заливал стекла со всех сторон дома, что в них нельзя было разглядеть, что делалось снаружи.

Фила в этот день пригласили переночевать в доме, в отличной спальне с восточной стороны, где он провел первые дни по приезде в Нидек-Пойнт и где все было сделано по его вкусу.

В дубраве вдруг сверкнул сноп ярких игр, и освещение погасло. Сразу включили аварийный генератор – на минимальную мощность, только для дома. А ужин в кухне подали при свете керосиновых ламп, всегда имевшихся в наличии именно для таких случаев.

Согласившись с бодрым призывом Феликса, вся компания вновь обрядилась в парадные костюмы, даже Фил, не забывший, впрочем, процитировать по этому случаю Эмерсона, который утверждал, что человеку должны быть известны все случаи жизни, когда требуются новые одеяния.

Лаура спустилась к столу в длинном кобальтово-синем платье с броскими цепочками ювелирной работы вместо бретелек на обнаженных плечах. Все слуги также явились в праздничных нарядах, чтобы присоединиться к хозяевам за столом.

Лиза сменила свою обычную черную одежду на платье до полу из великолепных кружев цвета слоновой кости, усыпанное жемчугами и мелкими бриллиантами. А Генриетта, всегда молчаливая и скромная, явилась в платье молодежного стиля из розовой тафты. Даже Хедди, старшая из всех, обычно тихая и незаметная, надела нарядное зеленое бархатное платье, позволившее впервые за все время ее присутствия здесь оценить ее очень складную фигуру.

Беренайси еще не уехала к своей прежней стае и теперь если и заговаривала об этом, то не с такой уверенностью. Когда она вышла к столу в черном шифоновом платье, Фрэнк пришел в восторг и осыпал ее поцелуями.

Маргон уступил свое обычное место во главе стола Феликсу, а сам уселся в его кресло рядом со Стюартом.

Как только на стол подали фазанов, зажаренных в меду цыплят, толстые куски жареного мяса в чесночно-масляном соусе, слуги прекратили свои обычные занятия и сели за стол, чтобы выслушать от Феликса новогоднее напутствие.

– С окончанием этого года, – сказал Феликс, – благодарим тебя, Создатель вселенной, за то, что мы снова собрались под этим кровом с нашими любимыми друзьями, и за то, что наши Geliebten Lakaien снова здесь вместе с нами. Лиза, Хедди, Генриетта, Петер, Жан-Пьер, мы приносим глубокую благодарность вам всем и каждому из вас по отдельности.

– Geliebten Lakaien… – повторил Маргон. – Для тех из нас, кто не владеет немецким языком, повторю, что древнее, вошедшее в легенды имя для «возлюбленных слуг», которые издревле заботятся о нас и поддерживают огонь в наших очагах. Под этим именем их знает, любит и ценит весь мир. Мы глубоко признательны вам за веру в нас и верность.

Все остальные недружным хором повторили его последние слова, и Лиза вдруг зарделась. «Если это и впрямь мужчина, – подумал Ройбен, – то я никогда еще не видел мужчину, который так хорошо умел бы притворяться женщиной». Но, откровенно говоря, он всегда воспринимал Лизу исключительно как женщину. Он с удовольствием повторил новое для него наименование этих таинственных Нестареющих; помимо всего прочего, он всегда радовался новому знанию.