Книга Бокал вина - Иван Жагель

Увидев Головина, Инга замедлила шаг, видимо, решая, что ей делать. Потом она открыла сумку, достала ключи и, протянув их женщине, сказала:

— Марина, идите домой, я сейчас приду.

К Сергею Инга подошла с видом человека, полностью готового к продолжению неприятного спора. Остановившись в метре от него, она скрестила руки на груди, а правую ногу отставила в сторону — ничего хорошего это не обещало.

— Привет, — сказал он.

— Привет. Зачем ты приехал?

— Хотел тебя увидеть.

— Ну вот, увидел. Что дальше?

Они помолчали, глядя в разные стороны. Это как-то плохо вязалось с только что высказанным Сергеем желанием посмотреть на Ингу.

— Одна из твоих подопечных? — кивнул он в сторону скрывшейся в подъезде женщины.

— Да. Завтра она с дочкой ложится в больницу.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Инга усмехнулась:

— Я не нуждаюсь в одолжениях.

— Извини, если я тебя обидел, но так тоже нельзя.

— Как это — так?! — зло прищурилась она.

За последнее время Инга сильно осунулась. Собираясь в больницу, она даже не попыталась защититься косметикой и сейчас испытывала от этого дискомфорт, который трансформировался в агрессию.

— Во-первых, даже если человек оступился, допустил какую-то ошибку, ему всегда нужно давать шанс ее исправить, — сказал Головин. — Безгрешных не бывает. Надеюсь, обойдемся здесь без примеров. Во-вторых, нельзя отказываться от собственной жизни. Я понимаю, что попавшим в беду людям надо помогать, но… так сказать, в разумных пределах.

— А какие пределы разумные? — тут же последовал вопрос. Чувствовалось, что на эту тему она много думала. — Здесь есть норма? Ты можешь ее назвать? Помог трем людям в месяц, и достаточно, да? А остальные ждите следующего квартала — на этот лимит уже исчерпан!

— Ну зачем же утрировать?! Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Ты что, не имеешь теперь права на отдых, на личную жизнь? А с мужчинами ты будешь встречаться?

Головин испугался, что она рассердится, однако Инга не удержалась от улыбки.

— Так и знала, что этим ты озабочен больше всего.

— И этим тоже, — с облегчением расплылся он. — А зачем нужно было уезжать из Сочи?

— Я была очень расстроена… — Взгляд ее стал рассеянным. Она вспомнила тот случай. — Может, и в самом деле погорячилась… Трудно объяснить мое поведение, исходя из нормальной логики. Понимаешь, когда тебе звонят со всех концов страны и просят о помощи, невозможно рационально построить свою жизнь. Я просто не могу этим людям отказать. Или помогать только каждому второму.

— Как же они все о тебе узнали? — в который раз удивился Сергей.

Она подумала, поводила носком по земле и сказала печально:

— Когда речь идет о жизни ребенка, люди бывают очень изобретательны… Они вообще становятся какими-то другими. С некоторыми даже тяжело общаться: они начинают льстить, заискивать, им наплевать на чувство собственного достоинства. Бывает, все время плачут, бывает — хитрят… Но все это прощаешь, как только видишь их детей.

— Я уже начинаю жалеть, что сам не ребенок и чем-нибудь не болен.

Теперь уже последовал быстрый, ироничный взгляд снизу вверх.

— Тебя трудновато принять за ребенка. Только вот твое развитие…

— Это дает мне какой-то шанс? — решил Головин воспользоваться удобным случаем. — Может, встретимся завтра, после того как твоя постоялица ляжет в больницу? Погуляем, сходим в кино…

Она долго боролась с собой, прежде чем сказать:

— Нет, лучше не надо начинать все заново. Если мы помиримся, то вскоре опять поругаемся. В ближайшее время у меня намечается очень много дел… специфических. Я знаю, что они будут тебя раздражать.

— Почему же ты так думаешь?! — огорчился он. — Ты можешь хотя бы сказать, что у тебя за дела?

— Никакого секрета нет: мне надо поселить в Москве сразу четырех женщин с больными малышами. Возможно, на очень продолжительный срок. Такие люди буквально привязаны к крупным медицинским центрам, во всяком случае, до тех пор, пока их дети не поправятся или… ну ты сам понимаешь. — Инга отвернулась. — Я пыталась арендовать несколько квартир, но никто из хозяев не хочет пускать к себе временных постояльцев, да еще… — Она не договорила, но все было понятно и так.

— А гостиницы?! Разве нельзя поселить их там? Хотя бы на какое-то время! — воскликнул Сергей.

Она скептически ухмыльнулась одной половинкой губ.

— Очень оригинальная мысль! Я вначале туда как раз всех и пристраивала. Но эти проклятые гостиницы уже съели почти все мои деньги.

— Так ты за все и за всех платишь сама?! — вырвалось у Головина. — Но это уж точно безумие! Это какой-то подростковый максимализм!

Лучше бы он этого не говорил. И без того стройная фигура Инги выпрямилась, плечи подались назад, а взгляд стал холодным и даже надменным. Было такое впечатление, что ей сразу стало безумно скучно.

— А ты думал, в чем заключалась моя помощь? — поинтересовалась она.

— Ну… приютить этих женщин у себя на какое-то время, встретить и проводить их…

Инга полюбовалась зализанными поверхностями «Ямахи» и даже провела по идеальной округлости фары пальцами.

— Классный у тебя мотоцикл. Я никогда не могла так разумно, с такой пользой для себя тратить деньги, — сказала она и, не прощаясь, пошла к себе.

Глава 24

Головин вновь вступает на тропу войны

Через две недели Сергей вновь приехал к Инге. В этот раз она была дома, но явно не ждала его: открыв дверь, стала смущенно поправлять волосы, перебирать пуговицы на домашнем халате, словно пересчитывая их.

Головин даже не сделал попытки войти. Прямо с порога он заявил:

— Собирайся! Ты должна съездить со мной в одно место! Мой мотоцикл стоит внизу. Для меня это очень, очень важно!

— Куда ты меня тащишь? — растерянно пробормотала она. — Что вообще случилось?

— Не спрашивай! Ты помогаешь очень многим людям, порой совершенно незнакомым. Сделай одно одолжение и мне. Всего одно! Чем я хуже других?! Возможно, это последнее, о чем я тебя прошу!

Ингу встревожил его решительный тон. Она замялась, не зная, как ей поступить. За словами Сергея чувствовалась не просто блажь, а что-то по-настоящему серьезное. И оттолкнуть, обидеть его в такой ситуации было бы уже слишком.

Не давая ей прийти в себя и вспомнить все старые обиды, он сказал:

— Жду тебя во дворе.

Когда она вышла из подъезда, Головин сидел на своей «Ямахе» напротив двери. Он молча протянул ей шлем и только уже выезжая на улицу бросил: