Книга Жасминовые сестры - Корина Боманн

— Вы ведь хотите стать шляпницей?

— Да.

— Тогда вам следует сразу же кое-чему научиться.

Мадам Бланшар велела мне снять пальто и указала место за одним из столов. Инструменты, лежавшие там, были мне совершенно незнакомы. Там были различные формы и растяжки для шляп, щетки, а также пароструйный агрегат и швейная машинка. На рабочем месте мадам Бланшар лежали филигранные шелковые цветы, ленты для шляп и перья, у которых был такой вид, словно им кто-то придал форму с помощью щипцов.

Пусть даже мне были абсолютно неизвестны рабочие этапы изготовления шляп, я чувствовала себя хорошо в этом помещении, где царил незнакомый запах.

Мадам Бланшар рассказала мне о назначении различных инструментов, а потом попросила испробовать их. Выполнять надо было простую работу, например, придать форму листку для шелковой розы или изогнуть перо с помощью маленького лезвия, а не с помощью щипцов для завивки. При этом мадам Бланшар внимательно наблюдала за мной, не отрывая взгляда от моих рук.

— Вы, кажется, довольно умелая, — наконец заметила она. — Посмотрим, проявите ли вы достаточно внимания и понимания, которых требует наша профессия. Много платить я вам не смогу, времена сейчас тяжелые, однако вы можете жить со мной под одной крышей и днем будете получать горячую еду, если захотите. Если вы хорошо проявите себя во время испытательного срока, я официально приму вас на работу и также официально буду вас обучать. Это вам подходит?

Вот так я поселилась в маленькой квартирке на верхнем этаже, которая находилась над мастерской мадам Бланшар. Там было тесно, воздух был спертым, а летом, конечно, было очень жарко. Тем не менее для меня это было отличное укрытие от всего мира и, в том числе, от Хансена.

В первый вечер я несколько часов просидела у окна, глядя на звезды. Отсюда я не могла видеть знаменитую Эйфелеву башню, но вид звездного неба успокаивал меня. Мои мысли унеслись в Берлин. Лорен за это время уже должен был вернуться из своей поездки и, конечно же, нашел пустую квартиру и мою записку. Хэннинг, безусловно, сказал ему, что видел меня на вокзале. В глубине души я надеялась, что у них все будет хорошо. И у Эллы, которая, скорее всего, узнала о моем исчезновении только тогда, когда напрасно звонила в мою дверь или прочла об этом в газетах, тоже. Я была уверена, что они подали заявление в полицию. Если Хансен находился в Берлине или там были его люди, то он уже увидел объявление о моем исчезновении. Значит, скоро он откажется от поисков. А без меня ему некого будет шантажировать.

Первые дни в мастерской были трудными и напряженными, потому что мадам Бланшар снова и снова заставляла меня повторять отдельные рабочие процессы. Особенно тяжело мне давалась формовка фетра. Однако женщина, которая поначалу показалась мне несколько грубоватой, оказалась, собственно говоря, довольно терпеливой и любезной.

Работа в течение дня отвлекала меня от грустных мыслей, но по ночам я лежала, не в состоянии уснуть, или же мне снились кошмары. Иногда, когда я вспоминала, какую жизнь оставила в Берлине, я плакала до тех пор, пока не засыпала.

Через несколько недель мне стало немного легче. По воскресеньям, когда у меня был выходной, я гуляла по улицам города, восхищаясь площадью Де Вож и любуясь прекрасными старинными зданиями. Также я бродила по широким бульварам и даже один раз позволила себе посетить Лувр, а потом и другие музеи. Будучи ребенком, я не подозревала, что tây — народ с великой историей и с не менее великим искусством. Когда я, вдохновленная новыми идеями, приходила в мастерскую и рассказывала мадам Бланшар о своих впечатлениях, она смеялась и говорила, что я, наверное, опять провела слишком много времени в обществе пыльного старья. Но говорила она это в шутку, а не со зла, и некоторые из моих идей с удовольствием воплощала в жизнь или позволяла мне воплотить их в новой шляпке. Когда эту шляпку покупали за хорошую цену, я гордилась гораздо бо́льше, чем когда меня фотографировали для модных журналов.

Однажды утром, проснувшись, я почувствовала ужасную тошноту. Мне было плохо, и в конце концов меня вырвало. Неужели я съела что-то не то?

После того как у меня в желудке больше ничего не осталось, мне стало немного легче. Я помылась, оделась и пошла вниз в мастерскую. Однако запахи в ней были более интенсивными и резкими, чем раньше. Не могу сказать, что они были неприятными, но все же показались мне какими-то странными.

— Боже мой, Ханна, вы выглядите ужасно! — заметила мадам Бланшар, увидев меня.

И она была права. Вид у меня действительно был жутковатый.

— В таком состоянии вы не сможете работать. Идите наверх и отдохните. Или, еще лучше, заварите себе чаю и возьмите его с собой.

Я сделала так, как она сказала. Однако чай принес мне лишь временное облегчение. На следующее утро все повторилось снова. Я чувствовала себя еще хуже, чем вчера.

— Вы должны посетить доктора Лефебра и пройти у него обследование, — посоветовала мне мадам Бланшар, когда и на четвертый день рвота не прекратилась. — Так больше не может продолжаться.

Я подчинилась и отправилась к врачу. Я со страхом ожидала, что у меня обнаружат ту ужасную болезнь, которая когда-то убила мать Тхань. Моя подруга рассказывала мне, что ее мать часто тошнило.

Врач не был пожилым, как тот, что работал в Гамбурге, на вид ему было примерно столько же лет, сколько и мадам Бланшар. Это был привлекательный мужчина немного за сорок. Он отправил меня за ширму, где я должна была раздеться до пояса, а затем обследовал меня.

Когда я появилась из-за ширмы, врач очень серьезно посмотрел на меня. Я была уверена, что сейчас он вынесет мне смертный приговор. Он указал на стул, стоявший возле его письменного стола, и, когда я села, сказал:

— Мадемуазель, вы совершенно здоровы. Однако я не знаю, обрадует ли вас новость, которую я хочу вам сообщить.

— А почему бы и нет? — спросила я.

Ведь если я здорова, ничто не может меня напугать.

— Вы в своей карточке указали, что не замужем.

— И как это связано с моим состоянием?

— Вы беременны.

Я даже не знала, что на это сказать. Беременна? Но…

Да, конечно! В ночь перед отъездом Лорена мы переспали. С тех пор как мы обручились, я больше не следила за своим циклом. Что плохого в том, что женщина, которую любит Лорен, родит ему ребенка?

И у меня будет этот ребенок — но не будет мужчины, который мог бы жениться на мне.

— Мадемуазель? — произнес доктор, после того как я просидела некоторое время, словно окаменевшая.

— Да? — смущенно спросила я.

Ребенок! У меня будет ребенок от Лорена. Но не будет Лорена. Я не могла вернуться к нему, потому что тогда Хансен осуществит свой план… Неожиданно я расплакалась.

Врач, кажется, ожидал этого, потому что тут же протянул мне носовой платок.

— Если вы не хотите этого ребенка, я могу сказать вам, куда вы можете сдать его после родов… — сочувственно начал он.