Книга Проклятая игра - Клайв Баркер

Лучше позволить ему вести: он знал лучше, чем она, весь этот спуск.

Путешествие завершилось с шокирующей неожиданностью.

Небо цвета остывшего железа открылось над ее головой. Из него падал снег, кожа лениво покрывалась пупырышками, а оттого, что совсем недавно было жарко, заломило в костях. В клаустрофобией гостиной-спальне, где Марти сидел с голой грудью и потел, у Кэрис застучали зубы.

Казалось, что захватившие сержанта покончили с допросами. Они вывели его и пять других оборванных пленников наружу, на маленькую квадратную площадку. Он огляделся. Это был монастырь, точнее, был раньше, еще до оккупации. Один или два монаха стояли под укрытием крыльца и философски спокойно наблюдали происходящее во дворе.

Шесть пленников ждали, построившись в шеренгу, пока падал снег. Они не были связаны. С площадки просто некуда было бежать. Сержант, стоя в конце шеренги, грыз ногти и пытался заставить свои мозги работать. Они сейчас умрут, этого никак не избежать. И они не первые, которых казнили сегодня. У стены, уложенные для посмертного осмотра, лежало пять мертвецов. Их отрубленные головы были положены в последнем оскорблении на пах. С открытыми глазами, как будто испуганные ударом убийцы, они уставились на снег, который падал, на окна, на одинокое дерево, которое росло в камнях на скудной земле. Летом оно вероятно плодоносит, птицы поют свои идиотские песни на нем, теперь оно даже без листьев.

– Они сейчас убьют нас, – сказала она как бы между прочим.

Все происходило очень вольно. Командующий офицер в меховой куртке на плечах стоял, вытянув руки к сиявшей жаровне, спиной к пленникам. Палач был рядом с ним, его окровавленный топор небрежно расположился на плече. Толстый хромой мужчина, он смеялся над каждой шуткой офицера и пытался скопить хоть немного тепла перед возвращением к делам.

Кэрис улыбнулась.

– Что сейчас происходит?

Она ничего не сказала: ее глаза были направлены на человека, который собирался их всех убить, она улыбалась.

– Кэрис. Что происходит?

Солдаты выстроились в линию и толкнули их на землю в центре площадки. Кэрис склонила, голову, выставляя затылок.

– Мы сейчас умрем, – прошептала она своему далекому собеседнику.

В конце шеренги палач поднял топор и опустил его профессиональным ударом. Голова пленника отделилась от шеи, выпуская гейзер крови, которая становилась грязно-бурой на серой стене, на белом снегу. Голова упала лицом вперед, немного прокатилась и остановилась. Тело корчилось на земле. Краем глаза Мамулян наблюдал за всей процедурой, пытаясь прекратить стук зубов. Он не был испуган и: не хотел думать, что чего-то боится. Его ближайший сосед начал кричать. Два солдата выступили вперед по пролаянному офицером приказу и схватили его. Внезапно, после тишины, в которой можно было слышать, как снег ложится на землю, шеренга разразилась жалобами и мольбами: ужас людей хлынул, как из открытых дверей. Сержант ничего не сказал. Они должны быть счастливы умереть именно так, подумал он: топор для аристократов и офицеров. Но дерево было недостаточно высоким, чтобы вешать на нем. Он посмотрел, как топор упал второй раз, думая, шевелится ли язык после смерти, помещенный в сочащемся небе головы мертвеца.

– Я не боюсь, – сказал он. – Какой смысл в страхе? Вы не можете купить его или продать, вы не можете его любить. Вы даже не можете его надеть, как ленту поверх рубашки, чтобы согреться.

Голова третьего пленника покатилась по снегу; и четвертого. Солдат рассмеялся. От крови шел пар. Ее мясной запах дразнил аппетит людей, которые не ели уже неделю.

– Я ничего не теряю, – сказал он вместо молитвы. – У меня была бессмысленная жизнь. Если она закончится здесь, так что же?

Пленник слева от него был молод; не больше пятнадцати. Барабанщик, решил сержант. Он спокойно кричал.

– Посмотри туда, – сказал Мамулян. – Дезертирство, как я всегда его представлял.

Он кивнул в сторону растянувшихся тел, которые уже освободились от различных паразитов. Блохи и гниды, осознав, что их хозяин скончался, ползали и скакали по голове и ранам, желая подыскать себе новую резиденцию, прежде чем их захватит холод.

Мальчик поглядел и улыбнулся. Зрелище развлекало его то мгновение, что потребовалось палачу принять нужную позу и совершить убийственный удар. Голова отпрыгнула, в грудь сержанту ударило жаром.

Мамулян лениво оглядел палача. Он был слегка измазан в крови; ничем другим его профессия на нем не отразилась. Лицо его было бесформенным, с запущенной бородой, которая нуждалась в стрижке, и круглыми накаленными глазами. «И меня убьет вот этот? – подумал сержант, – что же, мне нечего стыдится». Он вытянул руки за спиной, общепринятая поза подчинения, и склонил голову. Кто-то рванул его за рубашку, чтобы обнажить шею.

Он ждал. Шум, похожий на выстрел, прозвучал в его голове. Он открыл глаза, ожидая увидеть снег, падающий на голову, отделенную от шеи, но нет. В центре площадки один из солдат упал на колени, его грудь была разорвана выстрелом из одного из верхних окон монастыря. Мамулян поглядел на него. Солдаты толпились по краям площадки; выстрелы прорезали снегопад. Командующий офицер, раненый, неуклюже свалился на печку и его меховая куртка вспыхнула. Пойманные в ловушку за деревом, два солдата были подкошены пулями, осели, переплелись друг с другом, как два любовника под ветвями.

– Прочь, – прошептала Кэрис повелительно. – Быстро. Прочь.

Он пополз по-пластунски между покрытых инеем камней, пока стороны сражались друг с другом над его головой, едва ли веря, что он пощажен. Никто и взгляда на него не бросил. Безоружный и худой, как скелет, он не был никому опасен. Только будучи вне площади, забившись в укромный угол монастыря, он передохнул. По ледяным коридорам заструился дымок. Неминуемо, все это место подожжет одна или другая сторона, может быть, и обе. Все они были глупцы, никого из них он не любил. Он начал выбираться через лабиринт построек, надеясь найти выход и не наткнуться на кого-нибудь из заблудившихся фузилеров.

Уже далеко от места схватки он услышал позади себя шаги ног, обутых в сандалии, а не ботинки, – кто-то шел за ним. Он обернулся к преследователю лицом. Это был монах, черты его тощего лица выдавали аскета. Он схватил сержанта за разлохмаченный воротник рубашки.

– Ты – богоданный, – сказал он. Он запыхался, но хватка у него была крепкая.

– Оставь меня в покое. Я хочу уйти отсюда.

– Сражение уже во всех зданиях, нигде не безопасно.

– А я рискну, – ухмыльнулся сержант.

– Ты был избран, солдат, – ответил монах, все еще цепляясь за него. – Случай появился ради тебя. Невинный мальчик рядом с тобой умер, а ты выжил. Ты не понимаешь? Спроси себя, почему?

Он попытался оттолкнуть монаха – смесь ладана и старого пота была отвратительной. Но тот держался крепко, и торопливо говорил: