Книга Демон Максвелла - Кен Кизи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Множество стендов было занято рекламой и продукцией фармацевтических лабораторий, работающих на эту промышленность. Однако им не хватало визуальной убедительности, которой обладают материальные вещи. На рекламу и таблетки смотреть не так интересно, как на ограничительные кресла с вмонтированными в них автоматическими клизмами. Исключением являлась лаборатория Саабо, около ее стендов народу толпилось больше, чем где бы то ни было. Дизайнеры компании организовали настоящий коктейль-бар с искусственными растениями, бесплатной раздачей арахиса и официантками в мини-юбках. Над баром размещен большой телевизионный монитор, по которому демонстрируется эффект от разнообразных лекарств, выпускаемых компанией. Участники конференции могут выпивать и кричать, как футбольные болельщики, наблюдая за тем, как после одного укола огромный гиперактивный буян успокаивается и становится тише мыши. Мне становится интересно: они почерпнули эту идею из шоу гиппопотамов или наоборот?
Единственная проблема заключалась в том, что, попав в этот коктейль-бар, из него уже было невозможно вырваться, так как народ продолжал прибывать. Еще сложнее было урвать бесплатный стаканчик. Меня швыряли и пинали из стороны в сторону, пока я не очутился у выхода, помеченного табличкой «Для экстренных случаев». Я решил, что мои слезящиеся от дыма глаза и саднящее горло вполне гармонируют с ней, и толкнул дверь, обнаружив к своей радости, что за ней находится не только балкон со свежим воздухом и видом на заходящее солнце, но еще и целый поднос с мартини.
Я выскальзываю на улицу, и тяжелая дверь за мной захлопывается. Я пытаюсь ее придержать, но слишком поздно. «А и Бог с ним, — думаю я, — вполне продержусь на оливках, если не удастся попасть на банкет».
Я уже заметил, что они насажены на маленькие S-образные палочки, намекающие на логотип лабораторий Саабо. Этот же знак, напоминающий крест на груди Супермена, изображен на стаканах с мартини. Покончив с половиной подноса, я поднимаю тост за лаборатории Саабо, снесшие эти сиреневые яички просветления. Не забывайте, мы ведь считаем, что из каждого яйца может вылупиться херувим, а оперившись, эти птенцы могут породить высочайшие видения за всю историю человечества. Так что, Саабо, не забывай о нашем тайном договоре. Ты изготовляешь, мы потребляем. Кому еще нести стяги нашего Крестового похода? Где теперь голубое знамя Визионеров? В руках одной маленькой девочки — вот где, безгрудой волшебницы, которая видит не дальше собственного носа. Да и та уже поймана и, наверное, напичкана вашими последними изобретениями, так что теперь сидит и смотрит «Счастливые времена», ощущая себя сравнительно счастливой.
Но, как говорит Джо, по сравнению с кем?
К тому моменту, когда весь мартини выпит, а оливки съедены, шум за дверью существенно утихает. На всякий случай я заглядываю в висящую на плече сумку с «И-цзином» и книжечкой неиспользованных билетов и толкаю дверь. С помощью подноса мне удается привлечь внимание официантки, которая и выпускает меня, извиняясь за то, что из-за шума не услышала моего сигнала раньше. Я даю ей поднос и десять долларов и говорю, чтобы она не переживала, так как до этого я и не пытался подавать каких-либо сигналов.
Бар и конференц-зал почти пусты. Все ушли переодеваться к главному вечернему мероприятию. Я еще раз прохожу мимо регистрационной стойки и вижу, что моя записка Вуфнеру все еще на месте. Персик за стойкой сообщает, что пропавшим доктором интересуется такое количество народа, что она сама уже начинает беспокоиться.
В нашем номере доктор Мортимер задается тем же вопросом. Он расхаживает рядом с телефонным столиком в мятом смокинге с распущенной бабочкой и что-то громко говорит в трубку по-немецки. Видно, что он уже пьяноват. При виде меня он прикрывает трубку рукой и безнадежно качает головой.
Джо уже тоже одет — на нем еще более мятый смокинг, и он гораздо более пьян, чем его босс. Он сидит на корзине для бумаг, откинувшись к стене.
— Ты лучишься как новогодняя елка, — подмигивает он мне и протягивает маленькую бутылочку Бифитера. — Освежись. Белое вино, конечно, лучше, но джин тоже подойдет.
Я качаю головой и говорю, что предпочитаю закусывать джин оливками. Джо допивает остатки и опускает бутылочку между колен в корзину. Она звякает о предшествующие. Он бросает взгляд на своего босса, глупо расхаживающего с трубкой туда и обратно, и начинает напевать: «Нам не страшен серый волк, глупый волк, страшный волк...»
Мортимер наконец улавливает намек и вешает трубку.
— Я понимаю, как вы оба разочарованы, — вздыхает он, — но, возможно, все к лучшему. По словам некоторых моих коллег, большой страшный волк давно уже лишился своих клыков. А вялое шамканье никому не нужно. И без него программа обещает быть очень интересной. Нам предстоит выслушать отчет по итогам прошлого года, потом «Бельвью-ревю», а доктор Бейли Туктер с Ямайки согласился заполнить пробел своим... как это называется, Джо?
— Терапевтическим варганом, — приходит на помощь Джо, — который усмиряет буйно помешанных.
Меня это вполне устраивало. За время, проведенное на балконе, я осознал, что находился в плену иллюзий. Только законченный кретин мог надеяться увидеть того же дикого проповедника в нынешней атмосфере общего оцепенения. И я, перешагнув через ноги Джо, направляюсь к шкафу, где висит мой серый костюм.
Торжественный обед организован в элегантном зале клинообразной формы, который сужается к небольшому помосту. Доктора Мортимера усаживают за стоящий на нем стол между Дадли Дюрайтом с квадратной челюстью, который выполняет обязанности распорядителя, и каким-то нечесаным негром в смокинге кораллово-розового цвета. Так как их обслуживают в первую очередь, они первые заканчивают есть. Дадли относится к своим обязанностям с чрезвычайной серьезностью — то и дело что-то проверяет, зачитывает послания и листает свои записи, а негр с Мортимером хихикают и шепчутся, как беззаботные школьницы. Перед ними стоит деревянная шкатулка, инкрустированная перламутровыми бабочками. Вероятно, внутри находится тот самый терапевтический музыкальный инструмент.
Мы с Джо сидим за три стола от возвышения и продолжаем ковыряться со своими омарами, хотя опорожняем уже третью бутылку рислинга. Я вынужден признать, что Джо оказался прав — холодное вино действительно очень благодатно влияет на мою воспаленную голову. Я уже не говорю о том облегчении, которое испытываю при мысли, что мне не придется лицезреть старого учителя. С одной стороны, я разочарован, а с другой, чрезвычайно рад этому обстоятельству. Я воспринимаю это как существенное событие. Когда тебе никто ничего не должен, перестаешь чувствовать себя обязанным. Я откидываюсь на спинку кресла с только что обретенной мудростью и холодным рислингом, готовясь вкусить покой, которым не наслаждался уже несколько месяцев. К черту придурков и героев. Лично для меня замена Вуфнера на музыкотерапию — это именно то, что доктор прописал.
Однако когда Дадли встает, берет микрофон и заводит высокопарную речь о выдающемся уме современности, я начинаю испытывать опасения — а сообщили ли ему о замене.
— Легенда! — вещает он. — Звезда, равная по величию Зигмунду Фрейду, Вильгельму Райху и Карлу Юнгу! Этот огненный столп горел еще до того, как многие из нас родились, и продолжает оставаться в числе величайших психологов современности! По-прежнему считаясь титаном в этой области научного знания.