Книга Плутоний для Фиделя. Турецкий гром, карибское эхо - Анна Гранатова

— КГБ здесь абсолютно ни при чем. Это был кризис политический и экономический. 1975 год — это пик развития СССР. И одновременно это пик падения США: революция в Португалии, освобождение Мозамбика, Анголы, импичмент Р. Никсону. Это был период, когда американские военные люто не хотят ехать во Вьетнам и демонстративно жгут свои воинские свидетельства, обвиняя свое правительство в необоснованной агрессии. Это период, когда США пребывали во внутреннем кризисе и делали ошибку за ошибкой. У нас же в это время, напротив, все было хорошо, и цены на нефть начиная с 1973 года даже пошли в гору. Нефтедоллары плескались. Золотовалютные резервы росли. И так продолжалось до 1980 г. Был объявлен бойкот о поставках нефти в Израиль. И мы чувствовали себя вполне благополучно. Мы начали строить здания обкомов и крайкомов дорогие, отделанные мрамором, и даже построили правительственный Белый дом на Краснопресненской набережной — тот самый, который обстреливали в 1993 году, — этот белокаменный правительственный дом был построен именно тогда.

И нефтедоллары у нас именно тогда и появились в загашнике. И Брежнев себя еще нормально чувствовал. И еще у него не было инсульта. А вот перед 1980 годом все начало раскручиваться в обратную сторону. Началось разрушение соцсистемы, и экономика пошла вкривь и вкось, и все меньше и меньше успехов было в развитии. А потом пришло время стариков в Политбюро, череда пышных похорон у Кремлевской стены.

А потом началось горбачевское «перестроечное» время. И я считаю, что наш интерес к Кубе — это, конечно же, время начала 70-х. А вот в 80-е годы он уже стал снижаться, и уже незадолго до Горбачева мы первые бросили Кубу и потеряли к ней интерес. И не потому, что у нас появилось ощущение самодостаточности, величия и какого-то своего особого пути. Напротив, появилось ощущение нашей собственной обреченности. Несбывшейся мечты коммунизма. И тут уже было не до имперских целей.

Не одна Куба была забыта нами. Например, в 1979 году произошла в Никарагуа революция сандинистов. И они-то рассчитывали на помощь СССР, а помощь эта не пришла. Мы хотели им помочь, но «у этой матери молока в грудях уже не было, и взять у нее было нечего». Я хорошо помню, как мы искали эти несчастные копейки, чтоб помочь революционерам никарагуанским, — ане было этих денег.

А американцы в 80-е годы вели себя иначе. Это было время Джимми Картера. И Картер не был ястребом. Он был, в общем-то, хороший президент, он согласился на переговоры с Панамой и обсудил судьбу Панамского канала. Он поставил во главу угла в переговорах с СССР лишь один вопрос — о правах человека. Декларировался свободный обмен информацией, свобода печати, свобода выезда евреев из СССР. И основная ошибка, которую Картер совершил при этом, состояла в том, что он недооценил революцию в Иране 1978 года. Это была очень сильная хомейнистская революция. Американцев была там тьма-тьмущая, и в армии, и везде. И сидели американцы, и решали, в Иране, что делать, и всем они опостыли и надоели. И когда началась исламская фундаменталистская революция, то американцев со всех постов в Иране выгнали взашей. Они обиделись, а им сказали: «На кой черт вы нужны здесь, если вы не могли защитить шаха?» Этого шаха во время революции свергли. И вот тогда было принято новое решение. Посольство советское в Тегеране тогда было захвачено. И вместо того чтобы принять новый режим и назначить новых советников, Джимми Картер попробовал организовать коммандос, погрузили их на вертолеты и попытались сделать так, чтобы они заняли посты в Израиле.

— Израиль стал главным джокером США на Ближнем Востоке?

— И куча людей там погибла. Скандал невозможный. Провал революции и провал операции «Морских жеребцов» — это она так условно назвалась, и все это привело к тому, что Картер не выиграл следующие выборы и к власти пришел Рейган. И началась финальная история холодной войны, при которой мы с подачи Рейгана стали «империей зла». И тут, конечно, кубинцы, нам вовсе перестали быть интересны. Проще говоря, в этой финальной сцене холодной войны Союза и Запада наша политика с Кубой была сведена к нулю.

И мы очень долго препирались с Кубой, сколько денег они нам реально должны за ту дешевую нефть, что мы им поставляли. А кубинцы спросили нас — а как вы считаете? Если мы вам предъявим счет за весь ущерб, который вы нам нанесли — всеми своими соглашениями торговыми, то все получится наоборот. Вот, например, вы нам поставляли фуражное зерно для коров. Вы прекратили поставки этого зерна в одностороннем порядке, никого на Кубе не предупредив и не уведомив. И нам нечем стало кормить коров, мы не были готовы к этому. Это было так неожиданно со стороны России и предательски, что Куба вынуждена была зарезать 70 % нашего молочного стада! А это означает, что из-за советской внезапной меры, не прописанной ни в одном договоре, кубинские дети лишились молока, и возникла угроза рахита. Кто будет за это платить? Давайте посчитаем, говорили кубинцы, сколько наших детей не получили необходимого им кальция и витаминов, содержащихся в коровьем молоке, и все это из-за предательства и вероломства России!

Другой пример. Был на Кубе советский завод по производству удобрений. Построили его на побережье Кубы, но не пустили в ход. Так за что же должна платить Куба России, если завода еще нет, а она за него платить уже должна, как и за удобрения, которые он еще не произвел? Другой пример. Союз построил нефтеперегонный завод. При строительстве в этот завод Союз вложил 2 млрд долларов — но завод так и не был пущен в работу! И он стоял там много лет, наполовину разрушенный, наполовину недостроенный, как памятник русскому разгильдяйству. Этот русский нефтеперегонный завод простоял в таком виде лет двадцать, до тех пор пока кубинцы не поговорили с Уго Чавесом и с помощью Венесуэлы не пустили его в ход.

Так кто из нас кому должен больше? Вот, русские строили на Кубе атомную электростанцию. И что же? Вложили в нее тоже порядка 2 млрд долларов. Построили фундамент, еще в советские времена. Но опять же все закончилось ничем. Русские не умеют начатое дело доводить до конца! Один реактор был собран, а другой был построен лишь наполовину. И кубинцы шутили, что, мол, мы там построим неожиданного дизайна отель и будем туда селить гостей со всего мира, чтоб все видели, какие же идиоты русские. А так оно и есть! Русские ничего не доводят до ума. И, испытывая всяческие экономические трудности, кубинцы взялись за введение этой электростанции в строй сами. И кто ж будет платить за это? Поэтому вопрос о долгах немыслим и нелеп.

Итак, отношения с Кубой испорчены по нашей собственной вине. Я не буду вдаваться в подробности, но это действительно так. Я не помню, чтобы кубинцы когда-либо отрицательно реагировали на наши просьбы. Нам нужен был сахар — они нам его давали. И, как говорил Фидель, «мы последнего диабетика выжмем, но сахар России дадим». И даже в критические дни, в 1991 году, когда в КГБ был главой Владимир Крючков, то он сам летал на Кубу и договаривался о поставках сахара в Союз. И до ГКЧП уже оставалось два месяца, но горбачевский товарный дефицит нарастал, у нас сахара не было. И на Украину мы надеяться не могли. И Крючков полетел тогда к Фиделю и говорит: «Фидель, у нас перестройка проваливается, нам нужен сахар, а его нет и взять негде». И Фидель спрашивает: «Ну, сколько вам нужно сахара?» И Крючков говорит: «200 тыс. тонн». Фидель немного подумал и говорит — хорошо, дадим. И выполнил свое обещание. И никогда от кубинцев не звучало слово «нет». Они никогда не игнорировали наши просьбы. Не было такого! Они к нам относились по-дружески. А мы только заносились, потребительски смотрели на Кубу. Мы сами себе все очень сильно испортили. Кубинцы очень хорошо относятся к русскому человеку. Они так нас до сих пор и называют — советский человек, советикус. С большой симпатией они к нам относились всегда, очень корректно и дружелюбно. Иногда конечно нас раздражает их безалаберность, их привычка говорить «маньяна», то есть «завтра», или еще что-то в этом роде, но. в целом, кубинцы все же очень добрый народ, они очень дружелюбно к нам относятся.