Книга Крещенные кровью - Александр Чиченков

— Все, нашел! — усмехнулся Степан, тыча пальцем в правый угол подвала. — Буди Лешего — и за дело.

— Ты чего, клад, что ль, нашел? — обалдел Яшка.

— Может быть, и клад, — пожал плечами Степан. — Только возможность умереть богатым меня не радует. Для нас сейчас было бы лучше, если бы в углу затаился не тайник с сокровищами, а замаскированный проход из подвала в шахты рудника!

* * *

Вилли Штерн остановил машину, не доехав пары километров до поселка. На вопросительный взгляд Бригитты он ответил:

— Не люблю сюрпризов, душа моя. Меня жизнь много трепала и многому научила, а потому…

Он взял с заднего сиденья бинокль и вышел из машины. Отойдя на десяток шагов в сторону, Штерн долго рассматривал поселок и окрестности, после чего передал бинокль спутнице.

— Посмотри. Что наблюдаешь, Альбина? — спросил Штерн, перебирая поклажу в багажнике.

— Ничего особенного.

— Да, этого следовало ожидать, — сказал Штерн, подходя к передней дверце машины, за которой в салоне сидела женщина. — Чтобы что-то видеть в бинокль, нужны сноровка и умение. А я вот заметил с его помощью то, что и хотел.

Он рассмеялся, увидев лицо Бригитты. Глаза её округлились при виде мужа, а брови взметнулись вверх.

— Как я тебе? — спросил он явно довольный произведенным эффектом.

Женщина с открытым ртом разглядывала стоявшего перед ней молодого красивого генерала. Строгий серый мундир, рыцарский крест на груди, красные лампасы на галифе, начищенные до зеркального блеска хромовые сапоги.

— Василий, ты ли это? — прошептала она. — Ты где украл эту форму?

— Спешу тебя разубедить, дорогая, — рассмеялся еще громче Штерн. — Она моя! Я еще несколько месяцев назад получил генеральское звание, а вот форму сегодня надел лишь в третий раз.

— Но зачем? — смутилась Бригитта. — Поздравляю, но ты кого-то собираешься обольстить?

— Скорее напугать, — последовал ответ. — От того, как я сегодня выгляжу, может зависеть очень многое.

Бригитта не находила слов. Ее пугало поведение супруга, не поддающееся никакому объяснению, настораживала та игра со смертью, которую он вел хладнокровно и расчетливо, не сомневаясь в успехе.

Вилли Штерн тем временем сел за руль и запустил двигатель.

— Мы едем в поселок? — спросила Бригитта.

— Да. Навестить старого друга.

— Он нас ждет?

— Может быть. Но то, что он не будет рад нас видеть, это точно!

— Тогда для чего же мы к нему едем?

— Чтобы блеснуть генеральскими погонами, — хмыкнул муж. — Надеюсь, они произведут на Носова именно то впечатление, какое я ожидаю.

— Так мы едем к этому скопцу? — воскликнула Бригитта возмущенно.

— К нему, — ответил Штерн, прибавляя скорость. — Сегодня тот самый день, когда наши с ним пути пересекутся в последний раз!

Он молча проехал по поселковой улице и остановил машину у дома, на крыше которого красовалось знамя со свастикой.

— В письме, которое я нашел в Библии, — сказал Штерн супруге, — черным по белому написано, что клад может взять в свои руки только скопец! И пусть это полная чушь или бред сумасшедшего, но первым до сундука дотронется Васька Носов! Что будет потом — жизнь покажет, но от условий, изложенных в письме, я не отступлюсь!

* * *

— Эх, Петро, — сказал Васька, — наломали мы здесь дров! Мыслю, пришла пора нам делать ноги.

— Бежать, что ль? — спросил полицай, поднося к столу сковородку с шипящей яичницей.

— Вот именно, бежать, — кивнул Носов. — Что мы здесь делали, скажи-ка, Петька?

— Ясный хрен, немцам помогали.

— Не помогали, а служили им и задницы лизали, — мотнул головой Васька. — А это дело подлое… Подлое дело мы делали, Петька. А люди здешние судили нас по делам и поступкам нашим! Черт подери, а что у нас общего с фашистами, Петька?

— Ничего, — сказал полицай равнодушным тоном, каковым отвечал всегда перепившему начальнику. — Сейчас выпьем, вишенкой закусим и…

— Да пошел ты! — Схватив со стола пустую бутылку, Васька швырнул ее в голову своего верного помощника.

Полицай ловко увернулся и… трах! Бутылка с треском разбилась, ударившись о печь.

— Русские еще далеко, немцы близко, в поселке спокойно, и нам вольготно, — резюмировал Петро, наполняя стакан самогоном и ставя его перед начальником.

— Нет! — заревел Васька раненым медведем. — Нету нам больше житья спокойного на земле русской! Я хоть и болен смертельно, а умереть нормально хочу, не в петле и не при расстреле. Немцев я ненавижу! Насрать мне на них и на фюрера ихнего. Гитлер есть кто? Убийца, каких свет не видывал! Он ведь всех славян порешить хотел, гнида тифозная! Хотел, а вот не вышло. Славяне хлопцами хваткими оказались. Теперь они уже решать начали, как с немчурой поступать!

— Вот за это и выпьем! — взялся за стакан полицай. — Хочешь, еще и за русских выпьем, и за немцев в пристяжку? За нас тоже надо бы выпить. А русские придут — покаемся. Мы же ничего особо плохого не вытворяли.

— Это с немцами можно договориться, дурак — начиная остывать, сказал уже более спокойно Васька. — А с русскими… Для них мы предатели, хуже немцев! Нас и слушать никто не станет. Мы отщепенцы, с которыми не будут церемониться.

Он схватил стакан и залпом выпил, заливаясь пьяными слезами запоздалого раскаяния:

— Вся жизнь моя наперекосяк…

Петро глянул в окно и отпрянул от него как ошпаренный:

— Ефрем Романович!

— Чего тебе?

— Там машина подъехала.

— Так иди и узнай, кого черти принесли.

— Немцы это.

— И что? Цепляться начнут — в рыло прикладом бей, дозволяю!

Послышались шаги, скрипнула дверь, и кто-то вошел в сени…

14

Закрыв за собою дверь, Вилли Штерн увидел полицая Назарова и окинул его придирчивым взглядом с ног до головы.

— Унтер-офицер Бергер!

Разыгралась неожиданная для Васьки Носова сцена. Полицай вдруг вытянулся, прищелкнув каблуками, отделил левый локоть от тела на положенное уставом расстояние. Правая рука образовала прямой угол с телом.

— Генерал Штерн!

Не снимая перчатки, Вилли Штерн протянул руку, и «полицай» учтиво пожал ее.

— Господин генерал, осмелюсь доложить, что поднадзорный Ефрем Родионов жив, хоть и не здоров. Собирается скрыться и уже сложил вещи. — Он указал на сложенные в переднем углу мешки.

Носов выглядел, должно быть, очень глупо. Глаза навыкате, отпавшая челюсть, заросшее недельной щетиной лицо бело как мел.