Книга Меч, Палач, Дракон - Александр Рау

Маг присел на землю невдалеке от часового. С наслаждением вдохнул свежий воздух. У него разболелась от благовоний, разбрызганных в шатре Ангелы, чтобы перебить вонь многолюдного лагеря.

Тишину нарушали только совиное уханье да храп. Спокойствие и благодать.

«Гийом!», — вдруг услышал он голос в своей голове, — «Гийом!».

От неожиданности маг вскочил, огляделся, но сразу же понял, что означает этот зов.

«Гийом!», — боевые маги умеет общаться между собой, только клич такой требует много очень сил. В свое время он научил этому троих парней.

Понсе мертв. Кто? Кто выжил? Гонсало? Кербон?

Маг сел на траву и закрыл глаза, посылая мысленный ответ.

«Я слышу тебя».

Темноту сомкнутых век озарил свет походного костра за спиной зовущего, что сидел по-алькасарски, поджав под себя ноги. Узкие плечи, острый подбородок, подслеповатые черные с желтинкой глаза, которые Гийом видел почему-то очень отчетливо.

Кербон.

— Здравствуй, учитель, — ученик-ренегат поклонился.

— Ты жив?

— Да, хотя ты, знаю, хотел бы видеть на моем месте Гонсало. Мой бывший товарищ повел себя очень достойно, пусть и безрассудно. Я едва выжил. На мне был амулет, что вы когда-то сделали Хорхе — сапфир, пьющий чужие жизни. Он меня и спас, хотя сам погиб безвозвратно.

За спиной Кербона мелькнула высокая тень.

— Вор! Ты обокрал мертвого короля! — выдержка отказала магу.

— Да, — кивнул Кербон, — Я вор и убийца. Я очень плохой человек и ученик. Но хороший маг. Гальба думал, что подчинил меня, обагрив меч де Мена моей кровью. Он ошибался.

— Зачем ты убил беззащитного принца? Что тебе сделали Блас и Педро?

— Блас — не моя работа. А так… Я хотел расквитаться с Гальбой — я сделал это. Будущее его мертво. Герцог сделал меня своим наемным убийцей. Заставил убивать для него. Однажды…, - Кербон оборвал воспоминание, — Однажды, после выполнения задания я стал презирать себя… Это страшно…

Гальба держал при себе ядами и чарами — вот расплатился за мое падение. Сполна расплатился. Я отомстил ему его же оружием. Принца — жаль, но иначе было нельзя. Он умер, не чувствуя боли.

— Какой же ты подлец, Кербон. Я отдал бы руку, чтобы убить тебя в младенчестве.

— Тогда бы сравнялся со мной. В колыбели все одинаковы. Ты сам научил меня убивать и строить хитроумные планы. Я — тот, кто есть. Сожалеть и корить себя бессмысленно. Слишком поздно.

— Где ты?

— Далеко. Я покинул Камоэнс. Обещаю, новые мои поступки будут достойны и величественны. Ошибок прошлого не будет. Я выберу равных противников. И действительно сложные цели. Гюрза умер. Кербон вернулся, — костер за спиной ученика-ренегата трещал так сильно, что Гийом чувствовал на своем лице его жар.

— Я прошу прощения, учитель, — молодой чародей сделал земной поклон, — За то, что вел себя недостойно — поднял руку на тебя, научившего меня пользоваться своим даром, открывшего новый мир.

— Никогда. Я не прощу тебе совершенного зла. Смерть твоя будет единственным искуплением.

— Жаль, что мое раскаяние не принято. Насчет зла — ты никогда не был святошей, Гийом. Сколько смертей на твоем счету? — не сосчитать. Были среди них и невинные, и беззащитные. Не смей меня судить! — почти выкрикнул Кербон, — Хотя, может быть, через двадцать лет и я стану таким правильным и честным. Прощай, учитель. Удачи тебе!

Картинка погасла. Открыв глаза, маг заметил остолбеневшего часового. Слова его к Кербону звучали вслух, солдат проснулся, и теперь боялся двинуться места.

Глава 24

Герцог-регент читал последние донесения, и с каждым листом его лицо все больше и больше наливалось кровью.

Агриппа д'Обинье уж начал было бояться — не хватит ли Гальбу удар. Наконец, тот отшвырнул последний листок.

— Мачадо — подлый перебежчик — но он знает, что делает. Его программа расколола страну надвое, — герцог сжал кулаки, — Я четвертую этого сукина сына.

— Мы боялись Гийома, но просмотрели министра Монеты, — констатировал маршал, стряхивая волос с одежды, — Он разрушает все, что строил Хорхе. Обещает восстановить все вольности. И восстанавливает. В захваченных им провинциях гранды вновь становятся хозяевами положения — нет больше губернаторов, ограничивающих произвол. Им разрешено почти все, за исключением войн и чеканки собственной монеты. Одна монополия на производство алкоголя чего стоит. И самое главное — теперь графы опять полные властители над вилланами. Хорхе с большим трудом взял крестьян под свою опеку. Выскочка Мачадо похерил все одним разом.

Гальба выругался и разлил коньяк по широким бокалам, помнящим губы Хорхе и Гийома.

— Они идут к Мендоре, Агриппа. Пришпоривают горячих коней, не встречая сопротивления. Надеются на легкую победу. Но я знаю, ты разобьешь их! — герцог подался вперед, через столик, едва не ткнулся носом в лицо маршала, — Иначе, наш Камоэнс погибнет. Страна, которую мы создавали вместе с Хорхе, исчезнет, превратиться в графскую республику-вольницу, которую поделят Остия и Алькасар.

Ты победишь, и мы одним взмахом срубим все паршивые головы, проредим аристократов частым гребнем. Конфискуем владения и обратим в рабство семьи — уничтожим роды под корень. Пусть собираются в стаю. Мы их всех разом и перебьем. Ошибка Хорхе была в его милосердии.

Агриппа кивнул.

— Я приложу все силы. Битва будет одна. Мятежники — не войско, а разномастный сброд, который разбежится после первого поражения. Вот только перевес на их стороне.

— Нет, войска с границ трогать нельзя. Только они сдерживают соседей. Армию этой шлюхи Ангелы встречать будешь тем, что есть. Благо многие мелкие и средние дворяне, поддерживают нас в память о Хорхе, как и города.

— Гвардия — две с половиной тысячи, прочие надежные укрепляют собой рубеж с Алькасаром. Ордонансные роты — шесть тысяч отборной пехоты, — Агриппа считал вслух, — Рыцари из ближних к столице округов — сорок сотен латников. Иностранные наемники — лагрцы и имперцы из Хальцеда — одиннадцать тысяч пеших и конных. Итого: двадцать одна тысяча. Большая сила. Ее бы против своих кидать, а на Остию…, - маршал вздохнул, — На дворянское ополчений из соседних провинций надежды мало, все колеблются, выжидают, кто победит.

— Ангелу оставим в живых, — чуть опьяневший Гальба строил планы на будущее, — Выдадим за тебя замуж. Ты, Агриппа, — единственный достойный кандидат на престол. Отличный рыцарь, верующий ратофолк и настоящий камоэнсец.

Маршал Д`Обинье некоторое время игнорировал мечтания герцога, после поднялся и решительно заявил:

— Мне нужно идти.

Гальба проводил его взглядом. Гибель Хорхе и Педро подкосила его, состарила на десять лет. Все надежды он связывал с Агриппой, думая о нем, как о наследнике и сыне.