Книга Сидящие у Рва - Сергей Смирнов

— Я Крисс. Крисс, которого ты, может быть, еще помнишь.

Домелла хотела кивнуть, и обнаружила на шее тяжелый железный ошейник. Звякнула цепь.

— Все здесь, кроме Аххага и твоего сына.

Домелла выглянула из своей ниши, натянув цепь. Следом за Криссом был Ашуаг, дальше — Хируан. В некоторых нишах были по два узника — но слишком слабый свет коптилок не позволял их рассмотреть.

Она вспомнила.

— Аххаг отправился за сыном. И не вернулся, — шепнул Крисс. — А между тем, время жертвоприношения наступило. Они ждут. И…

Слышишь?.. Кажется, кто-то пытается продолбить эти стены.

Домелла кивнула. Нахлынула боль и потемнело в глазах.

— Царица! — голос Ашуага, который пытался выглянуть из своей норы. — Скажи, где полководцы? Где Нгар?

— Погиб в Огненных горах, — Домелла, наконец, разжала запекшиеся губы.

— Где Гарран?

— Он не вернулся. Говорят, он решил обогнуть всю землю.

— А Берсей?

— Берсей умер. Погиб в Канзаре.

— Кто же командует сейчас войсками?

— Темник Хаммар.

— Т-с-с! Они идут…

Жрецы, суетившиеся у алтаря, повернулись в сторону узников. От алтаря теперь исходило слабое свечение, делая фигуры жрецов в балахонах огромными и зловещими.

Сразу несколько из них приблизились к узникам. Они прошли вдоль всех ниш. Остановились. Домелла подняла голову, когда один из жрецов приблизил к ее лицу факел.

— Ты… — сказал он на языке Равнины. — Наверное, ты. Кто-то должен стать Великим Жрецом на следующую вечность. Имя и бессмертие даст Хаах. Больше некогда ждать.

— Она женщина, — тускло сказал другой.

— Она самая главная, — возразил первый. — Тот, называвший себя царем, уже не вернется. А если вернется — когда мы отправимся в Глубины, мы возьмем его с собой.

* * *

Домелла подняла глаза, откинула движением головы мокрую прядь волос. В зеленоватом свете она разглядела Аххага. Он держал за руку сына. Мальчик стоял с закрытыми глазами, понурившись; он, кажется, упал бы, если бы не рука царя.

Домелла инстинктивно протянула руки — и какая-то сила швырнула ее назад, в мокрую стену.

Домелла закричала — и внезапно увидела, что нет ни Аххага, ни ее сына — это все те же серые капюшоны, все те же безжизненные лица.

Крепкие руки приподняли Домеллу. Чаша с густым напитком оказалась возле губ. Ее заставили сделать несколько глотков.

Через мгновение она смогла подняться на ноги. Капюшоны разомкнули цепи и повели Домеллу к центру зала.

Теперь это был не зал — Домелла с удивлением увидела голубое небо и снежные пики гор, изумрудные долины и рощи, прорезанные серебряными нитями рек.

— Час перевоплощений, — прошептал кто-то над самым ухом.

Жрецы раздевали ее. Руки скользили по самым сокровенным местам, и снова ей послышался голос Аххага:

— Ты по-прежнему прекрасна, дитя заката… Мы так и не узнаем, кто ты, откуда пришла…

Потом сияние стало ярче и резче. Она увидела знакомых людей — они изменились, но были по-прежнему добры и верны ей. Даггар, ради нее потерявший имя. Крисс, ученый безумец. Ашуаг, служака и добряк. Красавец Ассим — он был влюблен в нее, и готов был исполнить любое ее желание. Старик-нуанниец — он-то здесь зачем?.. И, наконец, по-волчьи заросший до самых глаз бывший раб и воитель Эдарк. И снова ей показалось, что она видит маленького Аххага. Вот он, малыш — прижался головкой к самому низу ее живота. Он иногда так играл, подсмотрев забавы взрослых: обнимал ее за бедра, целовал в них и кричал: «Ты сладкая, мама!»

Вокруг шли капюшоны, треща трещотками и тонкими голосами выводя неземной красоты мелодию. А рядом, у ног узников, открывалась бездна.

Сначала это был алтарь, круглый и плоский, с огнем в самом центре. Потом камень пришел в движение; углубление стало кружиться и опускаться, голубой огонь вытягивался в струну, камень казался мягким, податливым и упругим; вот с чавканьем открылось отверстие. Домелла не отрывала от него глаз, следила, как оно растет, пожирая, всасывая в себя камень алтаря, и внезапно поняла, что это мокрый алчущий рот. Рот некоего божества, пожирающего пространство и время, неотвратимый, неостановимый. Когда камни пола тронулись под ее босыми ступнями, Домелла не удивилась. Она уже готова была шагнуть внутрь кроваво-алого чудовищного рта, но что-то задерживало ее снаружи. А! — поняла она, — Жрецы еще не допели песню. Она прислушалась и внезапно стала различать и понимать слова, хотя была уверена, что это слова чужого, незнакомого ей языка. Она не могла бы перевести эти слова буквально, но смысл их был ей понятен. Чтобы перевоплотиться — нужно покончить с прежней плотью. Чтобы жить — нужно умереть. Аххага больше не будет. Все прежнее останется здесь, снаружи, в человеческом мире — войны, империя, слезы и кровь. Она, очищенная от скверны этого мира, переходит в текучее состояние, где время и пространство — единое целое, где звук и свет — одно и то же, и непроизнесенное слово важнее, чем законченное дело.

Потом раздался грохот. Что-то вмешивалось в гармонию, что-то не давало свершиться чуду. Рот в обрамлении влажных алых лепестков внезапно искривился, судорожно сжался, потом лепестки набрякли багровым и синим — и раздался нечеловеческий вой боли и разочарования.

Кто-то — уже земной — отшвырнул Домеллу от алтаря. Она упала на каменный пол и почувствовала, что не может подняться. Не было боли, но были слабость и тошнота, и кровавое пятно расползалось из-под ладоней. Часть светильников погасла. Руки дрогнули и она упала щекой на пол, залитый липкой тьмой.

* * *

— Мальчишка очнулся, — сказал Ассуан.

Аххаг сдвинул капюшон на затылок, мрачно обернулся. Маленький Аххаг заворочался под куском парусины; появились его испуганные глаза. Аххаг наклонился к нему, приподнял его голову:

— Знаешь меня?

Мальчик молчал.

— Я — Аххаг. Теперь узнаешь?

Испуг сменился удивлением и малыш пролепетал:

— Папа?

Аххаг ответил ему долгим сумрачным взглядом. Кивнул.

— Мы плывем в город. Скоро стемнеет. Нас никто не должен узнать — солдатам отдан приказ схватить нас с тобой и убить…

Понимаешь меня?

Младший Аххаг судорожно кивнул.

— Поэтому: ни слова без разрешения. Молчи, о чем бы тебя ни спрашивали. Гляди на меня. Если нас схватят — мы пропали.

Малыш снова кивнул.

— Хорошо, — сказал Аххаг. — Теперь скажи: хочешь есть?

Мальчик подумал, и снова кивнул.

Аххаг поднял со дна лодки узел, порылся в нем, достал лепешку из соленого творога и фляжку с водой.