Книга Паруса, разорванные в клочья - Владимир Шигин

Из нескольких десятков людей, пробиравшихся на ют, дошли туда буквально несколько человек. Оставшиеся в живых повернули назад: не все ли равно, где погибать! Тонущих ободрял отец Василий.

— Мужайтесь, братья! — басил он. — Мужайтесь, ибо в борении за жизнь земную и есть высшая добродетель человеческая!

Окружавшие священника матросы и офицеры крестились:

— Укрепи, Господи, чтобы встретить свой час достойно!

Прощаясь друг с другом, целовались, просили прощения за прошлые обиды. И не было уже среди них никакого различия ни в чинах, ни в происхождении. Перед лицом смерти все стали равны.

Внезапно «Ингерманланд» повернулся носом к волне. Может, Господь и впрямь сжалился на некоторое время над русскими моряками?.

С новыми силами люди бросались вперед на ют. И снова гибли, но все же некоторым удавалось достичь цели.

Некоторые избрали себе местом пребывания одиноко возвышавшуюся бизань-мачту. Здесь был свой резон: волны могли достичь ее лишь при полном затоплении корабля. Но была и опасность — при столь сильном ветре мачта могла обломиться и рухнуть в любой момент, и тогда судьба находящихся на ней людей была бы предрешена. Кроме того, часами висеть на вантах было делом нелегким даже для крепких, здоровых мужчин, не говоря уж о женщинах. И все же бизань-мачта была одним из немногих островков спасения, куда, рискуя жизнью, устремились десятки ингерманландцев.

И снова предоставим слово одному из переживших весь ужас этой трагедии, Аполлону Говорову. Вот что писал он об этих минутах: «Оставалась еще бизань-мачта… Женщины следовали примеру мужчин, но надежда спасения была тщетная, и немногие из них достигли желанной цели. Пять или шесть человек перебрались кое— как на крюйс-марс. Видя их, решился я испытать счастья и, перекрестившись, полез туда, стараясь добраться до остатка грот-мачты… Пучины, образовавшиеся в пути из… корабельных люков, воспрепятствовали моей смелой попытке. Нас било всем, что попадала в волны. С палубы смывало все… Страшная волна подхватила меня с несколькими матросами и бросила к кнехтам грот-мачты. Каждый из нас хватался за что мог. Я ухватился за остаток сломанной мачты… Впереди меня все было усеяно матросами. Измученный… остановился я отдохнуть, когда надо мною раздался хриплый голос: „Ваше благородие! Упаду, ваше благородие! Упаду!“ И вслед за тем кто-то спустился на плечи мои. Напрасно думал я удержаться, несчастный упал и потащил меня с собою; руки мои оборвались, я схватился было ногами, но силы меня совершенно оставили, и я упал в бурун на шканцы… Бившись недолго руками и ногами, начал я погружаться, еще минута и в это мгновение два или три конца веревок ударили меня по голове… Не теряя надежды, окостенелыми руками уцепился я за веревку…»

Спасителем Говорова, как и многих других матросов и офицеров, был отважный мичман Дмитрий Лесли. С несколькими, как и сам, смельчаками он вылавливал обессиленных людей и доставлял их на ют. Скольких спасли они, теперь уже не скажет никто. Да и кто считал! Мичман Лесли с товарищами продолжал свое дело до тех пор, пока очередной штормовой вал не накрыл их навсегда…

Командир корабля Трескин, находясь на юте, пытался оттуда по мере сил руководить переправкой людей. На шканцах же переброску матросов, пассажиров и офицеров на ют осуществляли трое: старший офицер корабля Андрей Истомин, штаб-лекарь Александр Сакович и корабельный батюшка отец Василий. Когда шканцы опустели, все трое тоже двинулись в путь. Но они опоздали. Вконец разбитая волнами верхняя палуба, местами просто вставшая на дыбы, делала их попытку безрассудной. Герои были обречены. Все трое прекрасно понимали свое положение, но все же не сдавались: где ползком, где бегом упрямо продвигались к корме корабля.

Когда же на их пути сорвало с крепления баркас и понесло его прямо на отважных людей, капитан-лейтенант Андрей Истомин не растерялся. В какую-то последнюю долю секунды он все же сумел оттолкнуть в сторону доктора и священника. Сам отскочить уже не успел… Тяжелый баркас с размаху вдавил капитан-лейтенанта во вздыбленный палубный настил. Смерть старшего из славной династии братьев Истоминых была мгновенной.

Через несколько минут в одном из многочисленных водоворотов нашел свой конец и корабельный лекарь Сакович. Отец Василий на случайно подвернувшейся доске вплавь добрался до юта. Оттуда ему бросили веревочные концы, и по ним батюшка кое-как выбрался из воды.

По юту, расталкивая столпившихся, как безумный метался в поисках своей молодой жены лейтенант Сверчков.

— Не видели ли вы моей Олимпиады? — спрашивал он каждого.

Люди отводили взгляды. Да и что они могли сказать ему? Один из очевидцев ужасной смерти этой молодой женщины вспоминал впоследствии: «Супруга его, выброшенная из баркаса на шканцы, долго гребла руками, поддерживаясь на какой-то доске, пока огромным обломком коечных сеток не ударило ее по спине, и, облитая кровью, она погрузилась в общую могилу».

Вглядываясь в уходящую темноту, люди с надежной ждали наступления рассвета, связывая с ним свое спасение. И никто еще не знал, сколь труден будет этот долгий день, сколь многие из них не увидят его конца. Где-то за штормовыми тучами вставало солнце где-то гасли последние звезды, а вокруг растерзанного «Ингерманланда» по-прежнему бушевала стихия. Противостояние продолжалось, еще далеко не было ясно, кто же выйдет победителем из этой неравной схватки…

* * *

Когда рассвело, взору оставшихся в живых открылась страшная картина: полузатопленный, неузнаваемый «Ингерманланд», рядом с которым — волны, усеянные обломками вперемешку с человеческими телами, и пустынная штормовая даль, теряющаяся в туманно-дождливой пелене.

Сам корабль представлял собою скорее уже какой-то остов, по которому то и дело прокатывались огромные волны, все круша на своем пути и тут же унося это с собой. В центре корабля, на месте грот-люка, образовалась гигантская дыра, где вовсю кипел мощный водоворот. Ночью при переправке на ют не один десяток людей был затянут сюда. И теперь при свете дня было отчетливо видно, как стремительно вращающаяся воронка то и дело выбрасывала на поверхность донельзя обезображенные тела.

— Смотрите, смотрите! — вдруг закричали люди. — Что это такое?

Неподалеку от «Ингерманланда» в пенных разводьях волн мелькнули огромные черные тени. Мелькнули — и пропали.

— Почудилось! — решили люди.

Но они ошиблись. Тени были. Это примчались на страшный пир всесильные и беспощадные властители северных глубин — касатки. Пока они только осматривали место своего будущего пиршества. Пока их было мало. Их час еще не пришел, но скоро-скоро настанет…

Невдалеке от борта корабля мотало на волнах разбитый баркас. Долгое время он перекатывался штормовыми валами по палубе, нанося тяжелые повреждения «Ингерманланду» и давя людей, пока не был сброшен за борт. Теперь в нем нашли спасение до десятка смытых за борт моряков. Еще столько же плавало рядом, пытаясь ухватиться за баркас.

Капитан Трескин, невзирая на опасность, стоял среди волн, широко расставив ноги. Уже дважды его смывало за борт, и дважды матросы спасали своего командира. Трескин из последних сил пытался как-то организовать команду, и это ему удавалось. Под его руководством оставшиеся в живых офицеры наскоро сбивали матросов в десятки и так продолжали борьбу за спасение людей. Сильные и сохранившие бодрость духа стояли впереди. Слабых и обессиленных поставили в середину. Действия Трескина сразу же уменьшили количество гибнущих.