Книга Лесные твари - Андрей Плеханов

Демид сел у костра, достал из рюкзака бутылку водки, свинтил крышку с горлышка и сделал большой глоток.

Сегодня он будет пить. Пить, чтобы забыться. Чтобы избавиться от проклятых воспоминаний, грызущих его душу. А завтра? Увидим, когда настанет завтра. Если оно вообще настанет.

* * *

– Эй! Проснись!

Кто-то тронул его за руку, и Демид вскочил, как пружиной подброшенный. Едва не сшиб с ног человека. Снился ему опять Король Крыс, и Червь, огромный, как гора, и красный, как кровь, и Волчица – голая, ноги бесстыдно раскинувшая, клыки оскалившая в похотливой усмешке. «Иди ко мне, – говорила она. – Иди ко мне, Бессмертный. Они всё обманули тебя. Они предали тебя, бросили тебя. Иди ко мне, и я дам тебе все, чего ты хочешь!» – «Иди к ней! – вторил ей карх глумливым смешком. – Иди к ней, МЯСО!!!» А Червь не говорил ничего. Он только вздрагивал своим раскаленным членистым телом, бесконечно длинным, и перемалывал челюстями тела и души людей, что подвозил к нему неумолимо движущийся конвейер.

Демид вскочил с криком и занес уже руку для удара... Человек шарахнулся испуганно в сторону, закрыл лицо. Это был Степан.

Демид опустился на землю, спрятал голову между коленей. Сидел так, закрыв глаза, дышал со свистом сквозь сжатые зубы. Ему не хотелось видеть никого.

Он хотел умереть.

Волчица была права.

– Что с тобой, Демид? – спросил Степан. – Ты сильный человек. Почему ты сидишь и смотришь в землю? Почему ты выглядишь жалко и испуганно?

– Кончилась моя сила. Нет больше сильного человека. Ничего больше нет...

– Призови к Господу, – сказал Степан, – вспомни Писание его, и силы найди в нем.

– Писание?.. – прохрипел Демид, не поднимая головы. – Помню я эту книжку. «Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались; сердце мое сделалось, как воск, растаяло посреди внутренности моей. Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прилипнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной. Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои. Можно было бы перечесть все кости мои, а они смотрят и делают из меня зрелище; делят ризы мои между собою, и об одежде моей бросают жеребий...»

– «...Но Ты, Господи, не удаляйся от меня, – продолжил псалом Степан. – Сила моя! Поспеши на помощь мне. Избавь от меча душу мою и от псов одинокую мою!.. Ибо Господне есть царство, и Он – Владыка над народами».

– Слова... Все это только слова. Я сам могу придумать слова не хуже. Но чем мне могут помочь слова сейчас? Кто может укрепить силу мою? Кто даст мне оружие? Кто встанет со мной спина к спине, когда придут Они? Я одинок. И умру я одиноким.

– Эти слова помогут тебе, – произнес Степан, и убежденность была в голосе его – не фанатическая, но преисполненная внутренней мощи. – Сила твоя – в тебе! Никто не отнимал ее у тебя. Просто ты опустил руки. Ты сдался! Ты сказал себе – я устал, я не хочу больше ничего, и отныне я слаб. Вспомни – так уже было с тобой. Но ты не можешь просто так сдаться! Сущность твоя так устроена, что не можешь ты позволить себя убить. Ты воин, и как бы ты ни давил природу свою, притворяясь беспомощным зайцем, стоит настоящей смертной угрозе возникнуть перед тобой, и ты выпустишь когти! Ты будешь сражаться! Так стоит ли убаюкивать себя ложью, что если ты залезешь под одеяло и закроешь глаза, то все страхи промчатся мимо и сгинут с криком петухов? Не лучше ли подготовиться к грядущему? Встань! Стряхни с себя этот морок! Не тебе плакать и стенать о собственном бессилии!

– Откуда ты это знаешь? – Демид поднял голову и заинтересованно посмотрел на Степана. – Раньше ты так не говорил. Ты призывал к смирению, а теперь вдруг возопил о борьбе?! Кто вложил в тебя такие слова, маленький человек Степан?

– Ты знаешь. – Степан смотрел спокойно, даже величественно. – Только Он, единственный, кто знает все о нас, мог открыть мне... И Он говорит тебе – восстань!...

– Сумасшедший! – Демид встал и отряхнул грязь со штанов. – Ты – сумасшедший! Сумасшедший еще больше, чем я. Везет мне на вас, ненормальных. Черт-хранитель, ангел-хранитель. Один крылья ему пришить требует, другой личные послания от Бога передает. Ладно... Пойдем.

Он закинул свой рюкзак на плечо и молча зашагал к деревне.

Сколько времени прошло в странном полусне? Неделя? Месяц? Год?

День. Всего день.

Весь день Демид сидел в углу – беззвучным, почти бесплотным призраком. Степан не трогал его. Он уже не боялся Демида. Но он не хотел мешать Демиду сейчас. Он не знал, что делает Демид – думает, медитирует или просто спит? Но он верил, что происходит некий важный процесс. Некое действо, которое заставит Демида жить. Заставит его вернуться, и снова начать жить, и дышать, и думать, и бороться, если в том будет необходимость.

А необходимость была!

Вечером Демид открыл глаза.

– Степан, – позвал он. – Мне нужны будут некоторые инструменты...

– Я дам тебе все, что будет нужно.

– И серебро... Мне нужно серебро. Довольно много. Есть у тебя?

– Серебро? – Степан задумался. Что серебряного могло быть в бедноватом его хозяйстве? – Крест. У меня есть только крест.

– Покажи.

– Что ты собираешься с ним делать?

– Покажи мне.

Степан, скрипнув зубами от неудовольствия, начал копаться в шифоньере. Два дня назад он и не подумал бы подчиняться Демиду. Он даже и не заикнулся бы Демиду о кресте. О единственной своей драгоценности, самом дорогом сердцу, что было у Степана. Но теперь он торопливо рылся в майках и носовых платках. Он не знал, почему это было нужно. Но он знал, что ДОЛЖЕН это сделать, и не мог сопротивляться этому.

Он всегда мечтал служить чему-то высшему и верил, что будет делать это безропотно, если получит Знак. Теперь он получил Знак. Он начал служение. Он делал теперь то, о чем мечтал всегда, но душа его роптала.

Потому что он потерял свободу. А высшее оказалось обыденным. Оно не имело ни малейших признаков высшего. Оно было раздражающе материальным.

– Вот. – Степан держал в руке крест. – Вот он.

Крест и в самом деле был драгоценностью. Большой, весом около фунта, и изумительно красивый.

– Восемнадцатый век, – сказал Демид. – Чистое серебро. Это невероятная редкость. Где ты взял его?

– Это Василия крест. Брата моего. Он умер. Да что там умер... Убили его.

– За что?

– За этот крест и убили, наверное. Он был спекулянтом. В те еще, застойные годы. Джинсы перепродавал, обувь. Потом, видать, денег побольше захотелось. И связи появились с иностранцами. Начал он иконы за границу переправлять. Контрабандой, конечно. Я о том не знал сначала. Но когда узнал, рассердился донельзя. Нашел его, накричал на него, что Бога он предает таким образом и Родину российскую.

– А он?