Книга Невидимка с Фэрриерс-лейн - Энн Перри

Шарлотта уступила поле боя без дальнейшего сопротивления. Продолжать спор означало бы гораздо больше потерять, чем приобрести. Мысленно она никак не могла позабыть только что мелькнувший ледяной взгляд Ады.

– Да, наверное, поездка мистера О’Нила была замечательной, – согласилась она с готовностью. – А интересно, здесь есть, наверное, и греческая экспозиция?

– Ну конечно! Давайте пойдем и посмотрим их погребальные урны и вазы. По-моему, нам сюда, – и широким жестом Ада показала дорогу из Египетского зала в следующий.

Шарлотта прошла мимо Клио и Кэтлин, стоявших на лестничной площадке, улыбнулась и поспешила за Адой, нагнав ее как раз на пороге Греческого зала.

– Как же повезло мистеру О’Нилу, что он смог побывать в Греции, – заметила она непринужденно. – А давно это было?

– Лет семь тому назад.

– Миссис О’Нил тоже с ним ездила? – спросила Шарлотта заинтересованно, однако в меру, позволяемую формальной вежливостью, хотя знала, что тогда Кэтлин была замужем за Кингсли Блейном.

– Нет, – отрезала Ада. – Он ездил до их свадьбы, но не сомневаюсь, что они опять туда когда-нибудь поедут. Я так понимаю, что вы, мисс Питт, в Греции никогда не бывали?

– Увы, нет. Вот почему это такое счастье – иметь возможность посетить музей и увидеть прекрасные предметы, не выезжая за пределы страны. А вы бывали в Греции, миссис Харримор?

– Нет. Я никогда не путешествовала. Мой муж о том не заботился. – Лицо у нее стало угрюмо-печальным, отвердело, но это было выражение не только печали, но и застарелой боли.

– Да, путешествовать не все любят, – спокойно ответила Шарлотта, делая вид, что не замечает ее чувств, а просто отвечает на слова, ибо чувство было слишком личное, интимное и тонкое, чтобы определить его природу. – Некоторые во время путешествия чувствуют себя плохо, особенно на море.

– Да, наверное, – согласилась Ада, почти не разжимая тонких губ.

– И, конечно, это довольно дорогое удовольствие, – продолжала Шарлотта, приноравливаясь к походке пожилой леди. – Особенно если семья большая. Однако не всегда возможно, да и не хочется оставлять маленьких детей без присмотра на длительное время, а взять их с собой не рекомендуют врачи – из-за климата, который может оказаться для них неподходящим, и непривычной пищи, да и медицинскую помощь непонятно как получить. Да, много существует причин, чтобы из-за детей не пускаться в дальние путешествия.

Ада долго смотрела на величественную мраморную статую женщины, на великолепные, тяжелые складки ее одежды, на тело, солидное, массивное и тем не менее исполненное такой простой и воздушной грации, что, казалось, достаточно одного дуновения ветерка, и эти великолепные складки шевельнутся. Статуя была без рук, лицо оббито, но все равно хранило следы величественной строгой красоты.

– Но у нас была небольшая семья, – ответила Ада, обращаясь к статуе, а не к Шарлотте. – Только один Проспер.

Она стояла близко к статуе. Клио и Кэтлин последовали за ними в Греческий зал и теперь восхищались каким-то экспонатом в дальнем конце, почему не могли их слышать. Ада, казалось, о них забыла. Рядом не было никого, кроме двух пожилых джентльменов, один из которых назидательно что-то говорил другому о художественных достоинствах ваз. Аду поглотили ее собственные чувства; она словно нашла место, где можно побыть в совершенном одиночестве, на несколько минут ослабить внутреннюю настороженность, перевести дух, прежде чем снова взвалить на себя тяжкую ношу. Она выглядела уставшей и странно беззащитной, словно с нее спали все покровы.

Шарлотте захотелось коснуться ее руки и утешить, прикосновение казалось ей менее грубым, чем слова, но этот жест мог показаться неделикатным, навязчивым, даже дерзким при столь недолгом знакомстве и разнице в возрасте. И постоянно где-то на краю сознания Шарлотты маячила мысль об Аароне Годмене. И не только мысль. Странно, но она наделила его лицом, хотя никогда не была с ним знакома и не видела его портрета.

– Но это же просто стыд! Мистер Харримор, человек такой сильный и твердый…

– Вы меня не поняли. – Ада опять воззрилась на статую, затем медленно подошла к чудесной краснофигурной вазе, на которой была изображена сцена вакхического разнузданного веселья, но Шарлотта готова была поклясться, что пожилая дама ее не видит; у нее было бы тогда совсем другое выражение лица – не такое неподвижное и полное боли. – Вы еще очень наивны, мисс Питт, хотя, несомненно, ваши замечания продиктованы добрыми чувствами…

В этой неожиданной фразе Шарлотте почудилось какое-то осуждение, однако она подавила инстинктивное желание возразить и вместо этого сказала:

– Я… мне кажется, я не понимаю…

– Конечно, не понимаете, – согласилась Ада. – Вам никогда не приходилось понимать такое и, даст бог, никогда и не придется. Он ущербен, мисс Питт. – Шарлотта смешалась. Странно, что мать так отзывается о сыне, однако та произнесла эту фразу со страстной убежденностью. Значит, не какое-нибудь мимолетное замечание, но что-то другое беспокоило Аду, и настолько, что она никогда не могла об этом позабыть. Шарлотта терялась в поисках слов.

– Но у нас у всех есть те или иные недостатки, миссис Харримор…

– Конечно, мы все не совершенны. – Ада отошла от вазы и приблизилась к витрине, в которой были выставлены блюда более раннего периода, составленные из фрагментов, и опять посмотрела на них невидящим взглядом, как будто они слились в одно туманное пятно. – Но это так обыкновенно и очевидно. Проспер хром. Не верю, чтобы вы не заметили этого до сих пор.

– Ах да, я понимаю, что вы имеете в виду.

– А что, по-вашему, я хотела этим сказать?.. Ладно, не думайте об этом. Не придавайте значения. Это все несерьезно, ничего рокового. Но другие дети, раз источник был отравлен… – Внезапно она осознала, где находится, и резко выпрямилась, словно солдат в карауле. – Не надо было мне говорить то, в чем нет ничего возвышающего душу и поучительного, в чем бы вы нуждались, – и снова в ее голосе прозвучала горечь. – Надо пойти и посмотреть выставку китайского фарфора. Очень умный народ; конечно, не такой умный, как европейцы, не говоря уж об англичанах, но по-своему цивилизованный, и цивилизация у них очень древняя. Разумеется, только Богу известно, что их ждет впереди! Когда я была еще девочкой, мы с ними из-за чего-то воевали. И, естественно, победили.

– Это как будто были опиумные войны? – попыталась вспомнить Шарлотта школьные уроки истории. – В пятидесятые годы?

– Да, очень возможно, что их стали так называть, – пожала плечами Ада. – Это началось сразу после Крымской войны и ужасного мятежа в Индии. Мы тогда все время с кем-то воевали. Но ведь наша дорогая королева была к тому времени на троне только лет тридцать. Теперь все иначе. Все в мире теперь знают, кто мы такие, и очень хорошо подумают, прежде чем затевать против нас войну.

Такая грандиозная самоуверенность не потерпела бы никакого ответа. Шарлотта обрадовалась, увидев вдалеке Клио и Кэтлин О’Нил, и улыбнулась им, чтобы привлечь их внимание.