Книга Песнь о Трое - Колин Маккалоу

Я вскочил на ноги, от слов Антилоха у меня будто череп раскололся. Мои руки потянулись к Одиссею с намерением свернуть ему шею. Но упали на полпути. Я безвольно сел обратно. Одиссей не предлагал одеть Патрокла в мои доспехи. Это предложил я. И кто знает, что случилось бы, пойди Патрокл в бой под своей личиной? Как я мог винить Одиссея? Виноват был только я сам.

— Ты и прав, и не прав, Антилох, — произнес Одиссей, притворившись, будто не заметил, как я вскочил с места. — Как я мог знать, что Патрокл погибнет? Судьба мужа в битве не в наших руках. Она — в руках богов. Почему он споткнулся? Может быть, один из богов, которые стоят за троянцев, подставил ему подножку? Я простой смертный. И не могу предсказывать будущее.

Агамемнон встал:

— Хочу вам всем напомнить, что вы дали клятву выполнить план Одиссея. Ахилл знал, на что он идет. И я тоже. И мы все. Нас не заставили силой, не завлекли обманом, не одурачили. Мы решили сделать так, как предложил Одиссей, ибо никто не смог предложить нам ничего лучше. И мы сами не могли ничего придумать. Неужели вы забыли, как мы бранились и раздражались, видя, что Гектор укрылся за стенами? Неужели вы забыли, что Троей правит Приам, а не Гектор? Все это было придумано в первую очередь для Приама. Мы знали цену. И решили ее заплатить. Больше сказать нечего.

Он сурово посмотрел на меня:

— Готовьтесь к завтрашней битве. Я созову общее собрание и перед всеми вождями верну тебе Брисеиду, Ахилл. И я поклянусь, что не спал с ней. Все ясно?

Каким старым он выглядел, каким уставшим. Волосы, которые десять лет назад были редко присыпаны сединой, сейчас перемежались широкими серебристыми лентами, по обеим сторонам бороды свисала снежно-белая прядь. Я устало поднялся, обняв все еще дрожащей рукой Антилоха, и вернулся к Патроклу.

Усевшись в пыль рядом с помостом, я взял у Автомедонта окоченевшую руку друга. День протек, словно вода, которая капля за каплей падает в колодец времен. Мое горе смягчилось, но вина — нет. Горе естественно, вину мы навлекаем на себя сами. Горе излечивается временем, но только смерть может смыть вину. Я никогда раньше об этом не думал.

Солнце становилось розовым и водянистым, прячась за дальний берег Геллеспонта, когда ко мне подошел Одиссей. На его лицо легли тени, глаза запали, руки безвольно висели по сторонам. С тяжелым вздохом он присел рядом со мной на корточки, сомкнув руки вокруг колен, и так и остался сидеть. Мы долго молчали; его волосы пламенели в последних лучах солнца, а профиль на фоне сумерек был словно выточенным из прозрачного янтаря. Он казался богом.

— Какие доспехи ты завтра наденешь?

— Бронзовые с золотой отделкой.

— Хороший выбор, но я бы дал тебе лучше.

Повернув голову, он серьезно посмотрел на меня:

— Какие чувства ты ко мне испытываешь? После слов того мальчика на совете ты хотел свернуть мне шею, но потом передумал.

— Те же, что и обычно. Только потомки смогут рассудить, кто ты есть, Одиссей. Ты не принадлежишь нашему времени.

Он склонил голову, что-то рисуя пальцем в пыли.

— Из-за меня ты потерял драгоценные доспехи. Гектор будет с удовольствием их носить, надеясь затмить тебя. Но у меня есть золотые доспехи, которые будут тебе впору. Они принадлежали Миносу. Ты примешь их?

Я посмотрел на него с любопытством:

— Откуда они у тебя?

Он рисовал в пыли каракули; над одной он нарисовал дом, над другой — лошадь, над третьей — человека.

— Списки покупок. У Нестора есть для них специальные символы.

Он нахмурился и стер рисунки ладонью.

— Нет, символов недостаточно. Нам нужно еще что-то, что может передавать идеи, мысли, у которых нет формы, они летят на крыльях разума… Ты слышал сказки, которые рассказывают про меня? Будто Лаэрт мне не отец? Что меня зачал Сизиф, с которым моя мать ему изменяла?

— Да, слышал.

— Это правда. И к лучшему! Будь я сыном Лаэрта, Эллада была бы беднее. Я не признаю своего происхождения открыто лишь потому, что, если я это сделаю, мои подданные сбросят меня с итакского трона, не успею я и глазом моргнуть. Но я увлекся. Я только хотел, чтобы ты понял, что эти доспехи были добыты нечестным путем. Сизиф украл их у Девкалиона, царя Крита, и отдал моей матери в знак любви. Ты наденешь то, что было добыто нечестно?

— С радостью.

— Тогда на рассвете я их принесу. Еще одно.

— Что?

— Не говори, что получил их от меня. Скажи всем, будто это дар богов, якобы твоя мать попросила Гефеста выковать их за ночь в своем небесном горне, чтобы ты смог надеть их на битву, как подобает сыну богини.

— Если ты хочешь, я так и скажу.

Я немного поспал, опустившись на колени и привалившись к помосту, тревожно, преследуемый сновидениями. Одиссей разбудил меня перед рассветом и повел к себе в дом, где на столе лежал огромный сверток, обернутый льняной тканью. Я невесело развернул его, ожидая увидеть добротные, искусно сделанные доспехи — конечно, отделанные золотом, но ничуть не похожие на те, которые теперь носил Гектор. Мы с отцом всегда считали, что они были лучшими из принадлежавших Миносу.

Возможно, они такими и были, но те, которые дал мне Одиссей, были намного лучше. Я постучал по безупречному золотому покрытию костяшками пальцев, и оно отозвалось глухим, тяжелым звуком, совершенно не похожим на звон, который издает многослойный металл. Озадаченный, я перевернул невероятно тяжелый щит и увидел, что он был сделан не так, как другие, многослойные и толстые. Здесь, похоже, слоев было всего два: внешнее золотое покрытие и под ним единственный слой темно-серого металла, который не давал ни блеска, ни отражения при свете лампиона.

Я слышал про него раньше, но никогда не видел, если не считать наконечника моего копья, Старого Пелиона, — его называли закаленным железом. Но мне и не снилось, что оно существует в количестве, достаточном для изготовления полного набора доспехов такого размера. Каждый предмет был сделан из того же самого материала и покрыт золотом.

— Их сделал Дедал триста лет назад, — сообщил Одиссей. — Он был единственным человеком в истории, который знал, как закалять железо, плавить его в тигле вместе с песком, чтобы оно вобрало немного его в себя и стало тверже бронзы. Он собирал куски железной руды, пока их не набралось достаточно, чтобы отлить эти доспехи, а потом набил сверху золото. Если его поцарапает стрелой или клинком, золото можно быстро выправить. Видишь? Фигурки отлиты вместе с железом, а не накованы сверху.

— Они принадлежали Миносу?

— Да, тому самому Миносу, который со своим братом Радамантом и твоим дедом Эаком сидит в Аиде и судит тени мертвых, которые собираются на берегах Ахерона.

— Любой благодарности будет мало. Когда мои дни будут сочтены и я предстану перед этими судьями, возьми эти доспехи обратно, чтобы отдать своему сыну.