Книга Горгулья - Эндрю Дэвидсон

Франческо расхохотался так, что затрясся его медвежий живот.

— Сигурд всегда был немножко рассеянный, я же знаю точно, куда мы идем. — Он сделал эффектную паузу. — Прямо в ад!

Только вообразите подобное заявление, кроме шуток! Я невольно рассмеялся.

— Ну, я, кажется, уже начинаю привыкать.

— Этот ад будет более сложным, так что зря ты смеешься. — Но тут же добавил, чтобы ободрить меня после этакого предостережения: — Мне поручено быть твоим провожатым, по просьбе Марианн. Она молилась за тебя.

— Неплохое начало…

Итак, мы тронулись в наш адский путь. Я был вооружен пылающей стрелой, обвязанным вокруг пояса буддийским одеянием, теплыми шкурами викингов и пустыми ножнами, а путь мне указывал кузнец из четырнадцатого века. Максимальная готовность.

* * *

Мы прошли сквозь череду ворот и вскоре оказались у реки, которую (судя потому, что читала у моей постели Марианн Энгел) я опознал как Ахерон.

Река была ужасна; в волнах качались льдины, среди мусора и каких-то бесформенных тварей.

Ошметки плоти гнили, точно тысячу лет подряд гробы опорожняли в застывающую кровь. Все пронизывало зловоние разложения. В жуткой жидкости барахтались недочеловеки, сохранившие лишь воспоминания о человеческом облике. Умоляюще распахнутые рты взывали о милосердии. Я понял, что эти создания будут тонуть здесь, без помощи, целую вечность.

От реки парило. По ней спокойно, точно над течением, скользила лодка паромщика Харона. Он/оно было темным созданием ростом не меньше восьми футов, в заплесневелых лохмотьях. Борода как спутанные водоросли, от носа осталась только половина, и та со следами укусов, — остальное, должно быть, оторвали в драке. Иссохший рот щерился гнилыми зазубренными осколками зубов. Кожа у Харона была серая, влажная и морщинистая точно у дохлой морской черепахи, в руках, скрюченных артритом, — сучковатая палка. И пустые глазницы, внутри — только вспышки пламени: каждый глаз как огненное колесо. Харон правил к берегу и громыхал словами.

— ЭТОТ ЕЩЕ ЖИВ.

Франческо, крупный мужчина, по сравнению с Хароном казался хрупким. Тем не менее, он не склонил голову, а, напротив, вытянувшись во весь свой рост, отвечал:

— Это совершенно особенный случай!

Харон теперь причалил к берегу и недовольно размахивал когтистой лапищей.

— ЭТОМУ ПЛЫТЬ НЕЛЬЗЯ.

— Он уже зашел далеко… Пожалуйста, выслушай нас! Окажи нам эту честь, ведь мы намного меньше тебя! Как давно навещали тебя живые?

— НЕ ТРУДИСЬ МЕНЯ ОБВЕСТИ! ОН ПЛЫТЬ СО МНОЙ НЕ ДОЛЖЕН! ЧЕЛНОК ДРУГОЙ ЕМУ НАЙДЕТСЯ!

— Харон, с отказом своим не спеши! — попросил мой проводник. — Силы выше нас отправили его в этот путь.

Харон смотрел с неодобрением, как будто взглядом проникал в самые постыдные уголки моей души. Я так крепко прижимал к себе пылающую стрелу, что боялся, как бы не занялась одежда, но нуждался в этом тепле, чтобы противостоять страшным глазам.

Харон снова повернулся к Франческо.

— МОЖЕШЬ ГОВОРИТЬ.

— Мы просим позволения пересечь реку. Мы принесли тебе плату. — Франческо слегка поклонился и протянул золотую монету.

— ЭТО ПЛАТА ЗА ОДНОГО.

— Конечно, ты прав.

Франческо знаком показал, что теперь моя очередь. Я покачал головой. «Кто берет с собой в галлюцинацию деньги?» Однако итальянец похлопал себя по груди, напоминая мне о том, что я носил.

Я снял монетку с ангелом со шнурка и опустил в Харонову клешню. Он особенно внимательно рассмотрел ту сторону, на которой архангел Михаил убивает дракона. Странное выражение скользнуло по лицу лодочника — он не то что бы чуть улыбнулся, но в изгибе уродливого рта мне почудилось что-то очень близкое к улыбке. Харон посторонился к борту своей лодки и взмахом руки пригласил нас на борт. Франческо кивнул:

— Мы глубоко признательны тебе за великодушие!

Паромщик окунул шест в смердящие воды и толкнул нашу лодку на середину Ахерона. Челнок, изукрашенный черепами и прядями человеческих волос, был сделан из гнилого дерева, но влага не проникала в зияющие дырки на носу. Повсюду вихрились небольшие водовороты, утягивали на дно вечно тонущие тела. Время от времени Харон веслом лупил грешников по головам.

Чуть поодаль две до странности знакомые фигуры рвались все ближе к парому. Мужчина и женщина. Но я отвлекся на чей-то крик, совсем рядом с лодкой. Один из грешников вдруг захлебнулся тошнотворной жижей, а остальные топили его в волнах. Цепляясь за что только можно, он оторвал чью-то ногу и утащил с собой на дно.

Заметив мое отвращение, Франческо проговорил:

— Все они здесь не случайно. Ад — это личный выбор каждого, потому что спасение доступно всем, кто его ищет. Проклятые сами выбрали свою судьбу — тем, что специально ожесточали свои сердца.

Я не мог согласиться:

— Никто не выберет проклятие!

Франческо покачал головой:

— Но ведь избежать его так легко…

Смутно знакомая пара теперь была так близко, что я точно узнал в них (настолько точно, насколько возможно, учитывая тление) Деби и Дуэйна Майкла Грейс. Они умоляли меня о помощи, тянули ко мне руки с переломанными пальцами, но орды грешников без устали отпихивали их прочь. Может, Деби удалось бы ухватиться за лодку, если бы Дуэйн не цеплялся за жену из страха утонуть в одиночку. Она отвечала тем же; оба пытались опереться друг на друга, оттолкнуться от скученных тел. Они боролись меж собой и оттого лишь вместе ушли под воду.

Вскоре Харон высадил нас на противоположном берегу и направил лодку назад, в смрадную кутерьму.

— Кажется, я справился неплохо, — пробормотал я, не сумев изобразить улыбку. — Ведь Данте после встречи с Хароном хлопнулся в обморок?

От Ахерона берег уходил в гору, и Франческо двинулся первым.

Поначалу подъем был плавный, но вскоре сделался почти вертикальным. Нам пришлось цепляться за что только можно, просовывать пальцы в щели. Пальцев у меня недоставало, и взбираться было сложно. Я был вынужден без конца перекладывать горящую стрелу из одной руки в другую. Чем выше мы поднимались, тем сильнее били порывы влажного ветра.

Франческо посоветовал мне вложить стрелу в ножны Сигурда. Мне это показалось не очень хорошей идеей; вряд ли мои звериные шкуры защитят от огня… Все же я послушался совета. По бедру щекоткой затанцевали язычки пламени, но одежда почему-то не загорелась.

Человеческие тени носились в вихрях бури вокруг нас, бились точно рыбы на крючке. Я знал, кто это: души прелюбодеев, терзаемых страстями на земле, и присужденных к тому же в Аду. Надо полагать, моя собственная карьера в порнографии и мне не сулит ничего хорошего. Я спросил у Франческо, здесь ли закончу однажды свои дни.