Книга Водопад грез - Джоан Виндж

Я не мог молиться. Мои мысли были пустыми мыслями мебтаку. Но я помнил другие небеса, и как я смотрел с благоговением вверх, на те же самые звезды, расположенные немного по-иному. Я надеялся, что те мои мысли направятся в бесконечность вместе с молитвами Мийи.

Мы долго сидели рядом, подвешенные между мирами. Сидели, прижавшись друг к другу, и тепло наших тел защищало нас от холодного ветра и от неясного будущего. Я пытался не вспоминать, что когда-то мы так же сидели с Киссиндрой Перримид, отдавая друг другу тепло своих тел на предрассветном холоде, в другом мире, ожидая наступления дня. Здесь и сейчас — вот все, что осталось, и все, что будет у меня в этом мире. Я обнял Мийю и поцеловал ее. Наше тепло, наш голод, наши души слились.

Наконец я почувствовал, как ее мозг охватывает меня теплыми крыльями, и она телепортировала нас обратно в монастырь, в нашу уютную постель. Мы залезли под ворох одеял, где могли стащить с себя оставшуюся одежду, которая препятствовала нашему последнему шагу, которого жаждали наши дрожащие, покрытые мурашками тела. Мы занялись любовью, спеша, поскольку не могли ждать, мягко, чтобы не бередить мои раны, тихо, чтобы не проснулся Джеби. Отдаваясь желанию целиком, пока оно не истощилось, пока не осталось в нас только безумное ощущение мира, которое сохранится до завтра, хотя бы до наступления утра.

Я снова проснулся с рассветом на неизменном, совершенном небе, вернувшись к бесконечному настоящему после долгого мертвого прошлого. Я сказал себе, что наше прошлое, наше будущее — и даже мысль о них — бессмысленны здесь, в месте, где случается невозможное.

Джеби уже поднялся. Он был в комнате за филигранной стеной, и я слышал его разговор с безмолвствующими таку, слетевшими со своих гнезд, чтобы принять угощение — кусочки фруктов и хлеба, которые он принес им. Я чувствовал, как их мысли касались его и меня с легкостью пуха, и сообразил, что, вероятно, таку не были такими уж безмолвствующими.

Мийа все еще спала, лежа рядом со мной. Я прилег, глядя на нее, вдруг поняв, что мы никогда не видели тел друг друга при свете дня. Мой взгляд пробежал по изгибу ее спины от края одеял до шеи. У основания шеи я заметил цветной узор, полуприкрытый ее спутанными золотыми волосами. Татуировка, похожая на магический знак, — круг, состоящий из переплетенных геометрических фигур и окруженный пересекающимися линиями.

Мийа пошевелилась, повернулись и сонно посмотрела на меня.

«Что?» — подумала она, мысленно улыбаясь мне.

— Татуировка. Я раньше не замечал ее. — Я, начиная замерзать, натянул на себя рубашку. Она была жесткой от засохшей крови, я поморщился.

На ее лице расцвела улыбка. Она дотянулась до своего плеча, чтобы коснуться татуировки.

— Это знак Пути… скрытого, но всегда находящегося с тобой; объединяющего твое тело и твои мысли, делая тебя цельным. Такой знак делали при рождении, чтобы он рос вместе с ребенком всю его жизнь. У некоторых из нас он еще есть… — Она отвела глаза, потянувшись за одеждой, так как ей тоже стало холодно.

— Я видел что-то подобное в Зале совета. Этот знак был… спрятан.

— Ты видел? — Она обернулась, чтобы взглянуть на меня. Улыбка вернулась к ней, став еще шире. — «Конечно», — сказали ее мысли. Она положила голову мне на плечо.

— Что ты имеешь в виду?

— Это был… линпод. — Она пожала плечами, не найдя эквивалента этому слову в человеческом языке. — Не каждый видит их. Кое-кто может прожить всю свою жизнь, так ни одного и не увидев.

Я удивленно покачал головой и вспомнил взгляд, которым в тот день одарил меня Хэньен, войдя во двор и увидев меня там. Я поцеловал ее в полуоткрытые губы, а она ласкала меня, гладя руками поверх рубашки, по коже, не останавливаясь, когда пальцы ее встречали старые шрамы или недолеченные раны, изучая каждую мою частичку. Но когда рука ее достигла моего бедра, она остановилась. — Что это? — пробормотала она, касаясь татуировки на моем бедре. — Прошлой ночью я чувствовала это.

— Чувствовала?

Она кивнула и снова пожала плечами, словно это ее чувство нельзя было выразить словами. Я уловил туманный образ энергии, к которой был слеп.

Я отодвинул в сторону одеяла, разворачиваясь так, чтобы она увидела рисунок дракона-ящерицы с ореолом пламени.

— Татуировка. У меня тоже есть татуировка, но она ничего не значит.

— (Дракон?) — Я услышал, как прервалось на время ее дыхание. — Почему ты носишь знак Дракона?

Я лег обратно, вздрогнув от боли.

— Я не ношу, — сказал я. — В смысле, я не знаю. Я даже не помню, как она у меня оказалась. Тогда я был одурманен наркотиками.

Она посмотрела на меня, нахмурившись.

— Это ничего не значит, — повторил я. — Ничего. — Я накинул на себя одеяла и полез за брюками. Мы оделись в тишине.

Но когда она поднялась, чтобы идти за Джеби, я схватил ее за руку, увлекая на постель рядом с собой.

— Что же на самом деле случилось с Наох и Наву? Что так исказило ее мысли? Покажи мне, Мийа. У меня есть право узнать.

Она села на одеяла, скрестив ноги, откинув растрепанные волосы с лица, приглаживая их рукой, пытаясь привести в порядок свои мысли.

— Наох… — Она говорила вслух, как и я, словно воспоминания ее были слишком расплывчатыми, чтобы передавать их из мозга в мозг. — Наох стала диковатой и резкой после смерти наших родителей. — Она глубоко вздохнула. — И после того, как мы узнали, что не сможем иметь детей. Хэньен пытался помочь ей, но не мог добраться до ее мыслей — она была слишком сильна. Она винила наших родителей в их собственной смерти. Она винила общину за то, что она беспомощна перед Федерацией… — Она неровно вздохнула. — Наох стала одним из продавцов наркотиков, поставляемых Боросэйжем. Сама она никогда не пользовалась ими, но продавала… — Она покачала головой, беспокойно перебирая волосы пальцами. — И затем она встретила Наву, нашла своего нэшиертах… Он был лидером, патриотом, как наши родители. Когда они нашли друг друга, Наох прекратила свои дела с наркотиками. К ней вернулась гордость за наше наследие, вернулась вера в то, за что погибли отец и мать. Но когда она попыталась прекратить торговать наркотиками, Боросэйж арестовал их обоих. Потом он выпустил Наох, а Наву оставил. Он сказал ей, чтобы она продолжала продавать наркотики, а то никогда больше не увидит Наву. Он продержал Наву в тюрьме год. К тому времени, когда Наву освободили, он уже стал наркоманом… — Я прижал руки к глазам, но призрачные цвета боли не исчезли. — Наох продолжала продавать наркотики и могла обеспечить ими Наву. — Взгляд Мийи ушел в глубину синих стен, когда я снова поднял глаза. — Но… но он стал другим. Они сломали его. Потом и Наох… изменилась. Она бросила торговать наркотиками и попыталась отучить от них Наву. Ты видел, что из этого получилось. — Слова ее были ровными, без всяких эмоций. — Наконец она направила свой гнев на тех, кто был виновен в этом, — на землян. Я училась у ойазин, и Наох присоединилась ко мне. И затем… Затем Наох пришло видение. Она поверила в то, что может спасти нас, что все свои страдания она пережила для того, чтобы стать сильнее.