Книга Темный дом - Алекс Баркли

— Вы не спрашивали своего мужа потом, о чем он беседовал с Марси Винбаум?

— Нет. — Она поморщилась. — Я никогда не совалась в его дела. К тому же, как видите, на следующий день, к вечеру, он нашел третий вариант — пустить себе пулю в лоб.

— Простите, а можно вас спросить? В свое время ваш муж расследовал дело так называемого Лесника. Серию загадочных убийств, оставшихся нераскрытыми. Вам не кажется, что причина кроется как раз здесь?

— Бедные девушки. Мне их так жалко. — Миссис Огден прослезилась, достала платок. — Нет. Едва ли. Это было так давно. Но тогда весь наш городок гудел как улей. — Она покачала головой. — В случае самоубийства полицейского ваша организация занимается поиском оправданий его ошибок? — Она нахмурилась.

— Нет, что вы! — спохватился Виктор, вспомнив выбранную им роль. — Я спросил только из чистого любопытства. Стало быть, я ничем не могу помочь вам? Вы не желаете увековечить память покойного супруга?

— Послушайте, вы хотите знать, кем он на самом деле был? — неожиданно спросила миссис Парнум и, не дожидаясь ответа, продолжила: — А я вам скажу. Бабник, каких мало. Бывало, как увидит задницу поаппетитнее, так у него аж слюна течет. Приходит иной раз домой, а глаза как лампочки. Аж сияли. И вся спина ногтями в кровь изодрана. А вот на меня смотрел как на пишущую машинку. А ведь у меня есть на что посмотреть. — Она выгнулась, демонстрируя пышную грудь, провела ладонью по крутому бедру. — Как? Ничего? — Она снова откинулась на спинку сиденья, немного помолчала. — Не знаю, почему он на меня не реагировал как на женщину. Хотя старалась я на всю катушку. Да-да, мистер Финч, замуж я выходила не наивной невинной девочкой. Умела кой-чего. — Она вскинула голову, посмотрела на Виктора. — Чем я ему не угодила, — прошептала она и вдруг всхлипнула, — ума не приложу.

Кэнни нервно покусывал почерневшие ногти.

— Да, милок, грозит тебе не месяц по приговору окружного суда, — говорил О'Коннор, тыча в него пальцем, — а гораздо больше. А ты как думал? Считаешь, тебя вечно будут по головке гладить, как мамочка в детстве? Нееет, хватит. Ты судью Делани знаешь? — Инспектор увидел, как рука Кэнни вдруг повисла в воздухе, и улыбнулся. — Вот-вот. Он из тебя душу вытрясет, он любого присяжного заткнет за пояс аргументами. С ним спорить — что пи́сать против ветра. Ну, ты о нем, я вижу, наслышан.

Кэнни опустил руку, заерзал на стуле.

— Но я повторяю, что мне нет никакого удовольствия отправлять тебя за решетку. Поэтому давай договоримся так — ты сдаешь мне своих поставщиков, и иди гуляй к чертовой бабушке.

Тот продолжал молчать.

— Послушай, приятель, я разговариваю с тобой в последний раз. Мне эти дискуссии надоели. Так что либо ты соглашаешься, либо готовься получить от пяти до семи лет. Все, больше мне сказать тебе нечего. А теперь кумекай.

Кэнни снова заерзал на стуле.

— Кстати, ты и своим поставщикам тоже не особо нужен. Ты пойдешь на отсидку, а они найдут другого, да, возможно, еще и поумнее, который не вляпается так по-глупому. А то еще и до тебя доберутся, чтобы ты где не ляпнул что-нибудь. Или ты полагаешь, они будут сидеть, плакать и ждать, пока ты выйдешь? Не смеши меня.

Кэнни застыл, глядя куда-то мимо инспектора.

— А я тебе обещаю — как только ты мне все расскажешь, сразу уйдешь отсюда, и никто ни о чем не узнает. Ну как, договорились?

— Ага, сейчас, — скривился Кэнни. — Разбежался.

— Не тебе кочевряжиться, Кэнни. Ты подумай, в какой заднице ты сидишь. И еще будешь сидеть. Пять лет. Или семь. А я тебе предлагаю через полчаса пойти домой. И ты отказываешься. Ладно, значит, не договорились. Готовься мотать срок.

— Чего ты мне мозги паришь? Посадил сюда и еще что-то гонишь — «выпущу, выпущу». Хорош лапшу на уши вешать.

— Дурень, у тебя есть всего несколько минут. Сейчас мы с тобой разговариваем в камере. А потом перейдем в комнату для допросов, и там уже я буду все твои слова записывать на магнитофон. И вот тогда посмотрим…

Кэнни опустил голову, потер руки.

— Ну хорошо, хорошо.

— Что «хорошо»? Говори, кто тебя снабжает порошком?

— Послушай, инспектор, ничего я тебе не скажу.

— Ну, как знаешь, — развел руками О'Коннор, поднимаясь со стула. — Я сделал все, что мог. Поднимайся, пошли в комнату для допросов. — Он направился к дверям, обернулся, махнул рукой. — Вставай, иди за мной. Поторопись, тебя ждет твой семерик. На крайний случай пять лет. Разница небольшая. Сам потом поймешь, что ты наделал. — Инспектор покрутил пальцем у виска.

Кэнни потер лицо ладонями.

— А если я расскажу тебе кое-что об убийстве? Той девушки, из Маунткеннона.

— Ну и скотина же ты, Кэнни. — О'Коннор брезгливо посмотрел на него и отвернулся.

— Ты погоди, не кипятись. Я серьезно говорю.

— Иди за мной, — ледяным голосом произнес инспектор.

— Ну не хочешь знать — как хочешь. Только я был одним из последних, кто видел ее живой.

Никотеро разменял в кафе двадцатидолларовую банкноту, сразу же вышел, направился к телефону-автомату и набрал телефон Джо.

— Ник, я не могу говорить с тобой сейчас, — сказал Джо.

— Отлично, тогда просто молчи и слушай. И еще запоминай. Звоню я тебе из Северного Техаса. Да, Джо, хоть ты и отменил мою поездку, я все-таки сюда добрался. Внутренний голос позвал меня, сказал: «Езжай, старина Ник, ты должен быть там». И я поехал. Только что я разговаривал с вдовой шерифа, миссис Парнум. Ну и дамочка, скажу я тебе. Ненавидит своего мужа лютой ненавистью. Полагает, что он частенько погуливал от нее. То с одной свяжется, то с другой…

— Она ничего не говорила тебе о возможных причинах самоубийства?

— Если серьезно, то она, конечно, сильно переживает. А что касается причин, то версии она выдвигает обычные. Но, мне кажется, я начинаю здесь кое-что понимать. Советую тебе переговорить с Марси Винбаум — бывшей коллегой Огдена Парнума. Она была последней, с кем он разговаривал до того, как поиграть с самим собой в «русскую рулетку», в ее беспроигрышный вариант, с полной обоймой. Дама она ученая, колледж когда-то посещала и все такое. Но самое занятное, что она возобновила расследование по делу Лесника — утверждает, что у нее появился новый свидетель, готовый выступить с какими-то ошеломляющими показаниями. Что это за показания, Дороти Парнум не знает, но у нее есть серьезные подозрения, что Огден пустил себе пулю в лоб именно из-за них. Марси Винбаум, судя по всему, карты раньше времени открывать не хочет. Оно и понятно, особенно если предположить, что ей известно настоящее имя Лесника.

Анна смотрела, как Дюк Роулинз поднялся и начал обшаривать коттедж в поисках мешка, который в конце концов обнаружил на кухне, в дальнем углу — отсыревшим, провонявшим плесенью. Когда он натянул его ей на голову, в нос ей ударил удушающий запах кошачьей шерсти и кислого молока. Дюк подхватил Анну, вытащил из кузова пикапа, положил на землю. Истощенная морально и физически, она беспомощно лежала, свернувшись калачиком, почти безразличная и к холоду, и к происходящему вокруг.