Книга Паутина - Сара Даймонд

Она вошла в кухню и села за стол. Все вокруг теперь выглядело декорациями к спектаклю. Я поймала ее взгляд на фотографию в серебряной рамке, стоявшую рядом с вазой для фруктов. В глазах Лиз была щемящая тоска, которую ей не удалось скрыть. Две смеющиеся темноволосые девчушки с ямочками на розовых щеках…

— А ведь это не ваши дочери, верно? — сказала я. — Эти девочки не имеют к вам никакого отношения.

Не глядя на меня, она кивнула. Ее глаза все еще были устремлены на фотографию.

— Снимок прислал мне директор колонии для малолетних правонарушителей. Это его внучки. Мне всегда хотелось иметь свою семью, но слишком многое пришлось бы скрывать. Разве я сумела бы сохранить в секрете от мужа и детей, кто я на самом деле? А фантазии — все же лучше, чем ничего. Временами я и сама верила, что они мои дочери. И этого было почти достаточно… Кейти и Эллис. Я сама выбрала им имена — и неважно, как их в действительности зовут. Мне было так хорошо здесь, пока не приехала Джералдина. Я жила именно той жизнью, о которой всегда мечтала. Я бы не причинила зла никому и ничему, если бы…

Это было похоже на разговор во сне. Меня захлестнула горячая волна сочувствия, но я подавила жалость.

— А чем вам помешал Сокс? Вы уже не опасались разоблачения, однако покалечили и убили несчастное животное…

— Я не собиралась делать ни того ни другого! — простонала она. Лицо ее было абсолютно неподвижно, словно она превратилась в чревовещателя. — Я никогда не обидела бы Сокса, если бы… если бы он не повадился ходить к вам, даже когда я была дома… Мне показалось, что до меня ему больше нет никакого дела. Однажды ночью он запрыгнул ко мне на кровать, когда я как раз и думала об этом, и я… ударила его наотмашь. Не сдержалась. А вскоре увидела его вечером у блюдца с кормом. Как он смотрел на меня! Вроде я для него никто — так, человек с улицы, который обязан его кормить. Я подняла его и…

Все ясно. Мысленно я перенеслась в квартиру Аннет Уотсон и вновь слушала ее рассказ про убийство хомячка Тоффи.

— Увидев, что он мертв, я… запаниковала, — сбивчиво продолжила она. — Испугалась, что вы заподозрите меня, испугалась того, что натворила. Честно сказать, даже не знаю, о чем я думала. В общем, я оставила его на вашей садовой дорожке, чтобы вы его нашли и рассказали мне. А я смогла бы убедить себя в том, что он умер от старости, что он, как обычно, вышел ночью из дома и…

Замолчав на секунду, она сделала глубокий вдох. Я заметила влажный блеск в ее глазах.

— Но у меня и в мыслях не было причинить зло вам, Анна! Никогда. Да, я кинула в ваше окно камень, но сначала дождалась, пока вы выключите свет. Я знала, что вы уже наверху, в спальне. Мне всего-то и надо было напугать вас, остановить ваши поиски сведений обо мне, ведь вы и так уже узнали слишком многое. Я понимала, что это лишь вопрос времени. Если вы продолжите ваше расследование, то скоро сообразите, что к чему, и…

Она перевела взгляд на лампу «под Тиффани».

— Мы так много говорили с вами, — задумчиво произнесла она. — Иногда вы так сильно напоминали мне меня саму. Вы ведь сохраните мою тайну. Анна… мы останемся друзьями? Вы единственный человек в этой деревне, кто меня по-настоящему понимает. Неужели то, что вы обо мне узнали, так много для вас значит?

Я стояла и в упор смотрела на нее. Только теперь ужас, которым я должна была бы проникнуться, едва увидев лампу, обрушился на меня. Боже правый, а я-то полностью доверяла этой женщине, почти любила! Я будто ненароком сдвинула камень в прекрасном саду — и обнаружила тошнотворный клубок полупрозрачных червей. Меня передернуло от омерзения: я вспомнила то утро, когда помогала ей хоронить Сокса.

— Еще как значит, — отозвалась я. Отвращение было написано на моем лице, оно слышалось в моем голосе. — Это меняет все. Так что простите. Я не могу переступить через себя.

Ее лицо стало бессмысленным и горестно-трагическим одновременно. Медленно встав из-за стола, она подошла к мойке и остановилась спиной ко мне. Заметив, как подрагивают ее поникшие плечи, я поняла, что она беззвучно плачет.

— Простите, — сказала я. — Мне действительно очень жаль.

Дрожь прекратилась, фигура в розовой пижаме будто окаменела. И вдруг я услышала голос Дональда Харгривза, звучавший в тихом кабинете за тысячу миль отсюда: «Раскрытие личной тайны, предательство любимого человека. Для нее это как бы спусковые крючки». В этот момент Ребекка обернулась, и я увидела ее безумные глаза. В руке был зажат нож для рубки мяса.

Я бросилась бежать еще до того, как мозг послал команду ногам, — инстинкт самосохранения сработал моментально. Выскочив из кухни, я пролетела прихожую и вихрем понеслась наверх по ступеням лестницы. Слыша позади себя топот и ощущая дыхание смерти, я в долю секунды приняла решение, за какой из дверей искать убежище. Расстояние между мной и Ребеккой было не больше трех шагов, когда я, толкнув дверь ванной комнаты, прыгнула внутрь, захлопнула дверь и щелкнула задвижкой.

В ванной было темно, при слабом лунном свете, пробивавшемся сквозь жалюзи на окошке, я видела лишь расплывчатые контуры. Сердце, казалось, билось во всех частях моего тела: во рту, в ушах, даже в мозгу. Кроме сердцебиения, я слышала только стук в дверь — не тот слабый деликатный стук, в котором звучит просьба впустить; удары по двери говорили о намерении силой прорваться внутрь.

Я стояла как в столбняке, адреналин, погнавший меня вверх по лестнице, схлынул, оставив тупую беспомощность существа, оцепеневшего на дороге в свете фар.

Латунная защелка не выдержала бы серьезного напора — такую любая домохозяйка может установить сама. Подобные защелки спасают от неловких ситуаций, но не обеспечивают безопасность и уж никоим образом не предназначены для защиты от убийцы.

Совершенно безумные глаза… Вспомнив о них, я стряхнула с себя обреченность животного на дороге. Нащупав выключатель и включив свет, я принялась озираться в поисках хоть чего-нибудь, чем можно защититься. Латунная вешалка для одежды, стопка мягких полотенец пастельных тонов, плетеная бельевая корзина. Блестящий светлый кафель под ногами. Над идеально чистой раковиной — окно в сад, но слишком узкое для меня, сквозь него вряд ли пролез бы и тощий десятилетний пацаненок. Впрочем, даже если бы я сумела протиснуться, то все равно оказалась бы в западне: ванная-то на втором этаже, а по голой стене не спустишься. В оконном стекле я видела сразу две картины: внутреннее убранство чистой, обставленной всем необходимым ванной комнаты на фоне черной туманной пустоты снаружи.

Звать на помощь? Бесполезно — на много миль вокруг ни души… Оглушительный треск дал мне понять сразу две вещи. Первое — Ребекка пыталась выломать дверь чем-то большим и тяжелым. Второе — дверь уже поддалась напору. Изящная декоративная защелка почти вырвана из дерева, еще одно усилие — и мое положение круто изменится.

Нож для рубки мяса. Ее глаза и ее лицо… вот что видела Эленор Корбетт в последние мгновения своей жизни.

Мой взгляд лихорадочно метался по ванной в поисках чего-либо тяжелого, что могло бы послужить спасительным оружием, — и замер на кованой подставке, мостиком изогнувшейся над ванной и опиравшейся на ее края. Необычайно красивая вещь, возможно даже антикварная. Только бы мои глаза не обманулись, только бы это не был легкий муляж, наподобие птичьей кормушки, которая издали выглядит каменной, а на самом деле ее поднимет даже ребенок. Я взялась за подставку. Флаконы с шампунем и пеной для ванны, баллоны с дезодорантом разлетелись по полу; с некоторых слетели пробки, содержимое растеклось по кафелю. Мне повезло: полка оказалась такой же тяжелой, какой выглядела.