Книга Изгои - Маргарет Мерфи

Рикмен прикрыл глаза рукой и начал сползать по стене. Фостер подхватил его, проводил в кухню и усадил за стол, но Рикмен немедленно вскочил, оттолкнув его, почувствовав удушье от близости друга – даже от его заботы.

Фостер отодвинулся, печально глядя, как Рикмен, отвернувшись, пытается вздохнуть.

Через минуту Рикмен повернулся к нему:

– Ты ел?

– Ты не хочешь услышать об аресте?

– Я не смогу сидеть спокойно, пока ты будешь рассказывать. И не смогу сесть за стол, накрытый на одного.

Фостер пожал плечами:

– Если хочешь знать, я голоден как волк.

Рикмен вынул из холодильника все, что там оставалось: яйца, бекон, немного грибов.

– Я слушаю, – сказал он, начиная готовить.

Фостер оперся о кухонный стол, пока варился кофе, а Рикмен стряпал им поздний завтрак.

– Он только моргал, когда Хинчклиф зачитывал ему его права.

– Андрич знает, что суд верит только в вещественные доказательства, – произнес Рикмен. – Он думал, что все предусмотрел.

– Ну предусмотрел. И что из того? – повысил голос Фостер.

Рикмену послышалось раздражение в его голосе. Неудивительно, что Ли нервничает: он пошел ради него, Рикмена, практически на преступление.

Несколько минут единственными звуками были шипение жарящегося бекона и бульканье кофеварки.

– Ты-то хоть не засветился?

Фостер фыркнул:

– Ты шутишь? Когда Мэйли обнаружил эти перчатки, меня там и близко не было.

– Криминалисты нашли что-нибудь в квартире? – спросил Рикмен, вручая Фостеру тарелку яичницы с беконом и грибами.

– У тебя случаем не найдется поджаренного хлеба ко всему этому? – вместо ответа спросил Фостер.

Поджаренный хлеб. Грейс обязательно сделала бы тосты. Рикмен опять почувствовал боль. Как легко впасть в отчаяние, если представить, что Грейс сказала, или подумала, или сделала, если бы была рядом.

Фостер сделал вид, что увлечен едой, но успевал рассказывать:

– Тони Мэйли считает, что в спальне Андрича и в смежных комнатах проведена тщательнейшая уборка в течение последних нескольких дней. Новый матрац на кровати, ковры вычищены с паром, стены протерты, окна отмыты – подозрительно.

Рикмен сидел напротив, уставившись в свою тарелку. Он совсем расхотел есть.

– Ты что, не верил, что получится? – Голос Фостера был одновременно и участливым, и сердитым.

– Да нет, почему… Но… понимаешь, он легко может объяснить следы ДНК Натальи на своих перчатках. Они пару раз встречались…

– Ага, – ответил Фостер. – Но вряд ли присутствие своей ДНК на ее шее.

– Да, – согласился Рикмен. – Ему это будет сложно.

Фостер легко мог в эти дни распроститься со службой. Поэтому последнее, что ему хотелось бы слышать, так это сомнения Рикмена по поводу нравственности того, что они сделали.

– Хинчклиф проверяет клиентов Капстика?

– Каждого его клиента, получившего положительное решение за последние десять лет, – ответил Фостер с набитым ртом.

– Да поможет нам Господь!

– А! Хорошая новость! Этот шпаненок… младший брат…

– Минки, – подсказал Рикмен.

– Он дал показания. Он и его приятели попались на том, что кинули петарду через почтовый ящик именно в тех домах. Какой-то парень, увидев, нагнал на них страху. Минки опознал Андрича.

– Использовали видеоопознание?

– Ну да. Выбрал его сразу, без всяких колебаний.

Новая видеосистема позволяла проводить опознание по записи. Свидетелям не надо было находиться в помещении одновременно с подозреваемым, что делало их более смелыми.

– Пацан храбрее, чем я думал, – сказал Рикмен.

– Говорит, старший брат всегда защищал его, оберегал как мог от неприятностей, в которые они попадали.

Фостер наблюдал Минки через полупрозрачное зеркало в помещении для опроса детей.

– Надо было это слышать: «Джез для меня из кожи бы вылез. Теперь моя очередь».

Рикмен согласно кивнул, вспоминая, как Саймон закрывал его собой, принимая все тумаки и удары, предназначенные Джеффу.

– Мы продолжаем работать с остальной компанией, – говорил Фостер. – Сейчас, когда Минки рассказал, что знал, мы выясним, кто из двоих оставшихся согласился устроить для Андрича поджог.

«И когда мы выясним это, мы будем оправданы, – подумал он. – Мы оба».

Фостер уехал через час, а Рикмен, спавший урывками, почувствовал жуткую усталость. Грейс пришла бы в ужас от того, что он сотворил, но вместе с тем он понимал, что сам не смог бы жить, если бы Андричу удалось остаться на свободе.

Слова Грейс неотвязно крутились у него в голове: «Не каждый способен на мужественный поступок, Джефф». Она говорила о Саймоне в надежде, что это поможет ему забыть, что брат их оставил. Он презирал Саймона за то, что тот не осмелился противостоять отцу, но сейчас Рикмен понимал, сколько же надо было иметь для этого мужества. Не меньше, чем требовалось ему самому, чтобы верить, что рано или поздно Мирко Андрич будет привлечен к суду и справедливость восторжествует. Он пошел на сделку с совестью и поставил в трудное положение Ли Фостера, потому что у него не хватило мужества верить и ждать.

На верхней площадке лестницы он остановился, задумчиво глядя на дверь чердака. Там, среди коробок с папками, он нашел ледериновый альбом. Неподписанные, недатированные события детства застыли на его листах.

Он вышел из дома через заднюю дверь, но фотограф успел несколько раз щелкнуть аппаратом. К нему присоединились другие журналисты. Ну что ж. Теперь общественности покажут нового, но по-прежнему непоколебимого Рикмена, спешащего к машине.

– Сэр? Инспектор Рикмен? Не могли бы вы выразить свое отношение к той новости, что Мирко Андричу предъявлено обвинение?

Рикмен замедлил шаг:

– Мы не поймали бы этого человека, если бы не удалось обнаружить неопровержимые улики. Я уверен, что присяжные окажут доверие научным методам.

Потом, глядя на фотографии, многие зададутся вопросом, что за загадочный том у него под мышкой? Дневник? Или фотоальбом его счастливейших дней с «доктором Грейс»?

Но снимок, который вызвал наибольший интерес и благодаря которому произошел небывалый всплеск продаж, был тот, неожиданный, подписанный «МЫ ВЗЯЛИ ЕГО!», где инспектор Рикмен впускает в дом друга и соратника сержанта Фостера. Репортаж занимал четыре колонки и начинался с сообщения, что Андричу предъявлено обвинение в убийстве Натальи Сремач. Дальше в общих чертах излагались подозрения полиции, что он и есть тот самый «Мистер Биг», стоявший во главе зловещей организации, торгующей крадеными удостоверениями личности.