Книга Розеттский ключ - Уильям Дитрих

В обстановке комнат царила странная смесь женского и мужского начала, кружевные занавесы вполне сочетались с богатыми обоями, но их украшениями служили карты и планы городов. Хозяйке дома явно принадлежали цветы, а хозяину — книги, множество книг, часть которых, только что извлеченную из сундуков, доставили из Египта. Женская аккуратность была очевидна, несмотря на то что на полу в столовой валялись мужские сапоги и на стуле темнела небрежно брошенная шинель. На второй этаж вела широкая лестница.

— Он в своей спальне, — прошептала Жозефина.

— Идите к нему.

— Его братья могли уже все рассказать ему. Он возненавидит меня! Я грешная, неверная жена. И ничего с этим не поделаешь. Я живу одной любовью. Мне казалось, эти войны убьют его!

— Все мы грешные люди, — утешил я ее. — И поверьте мне, он также не святой. Ступайте, попросите прощения и сообщите, что вы занимались вербовкой его союзников. Объясните, что вы убедили нас помочь ему и что его судьба зависит от нас троих.

Я не слишком доверял Жозефине, но разве у нас был выбор? Меня тревожило, что Силано мог болтаться где-то поблизости. Набравшись смелости, она преодолела двадцать ступеней и, свернув в коридор второго этажа, постучала в дверь спальни.

— Дома ли уже мой любимый генерал? — проворковала она.

Какое-то время мы ничего не слышали, но потом до нас донесся громкий шум, сменившийся рыданиями, всхлипываниями и мольбами о прощении. Бонапарт, как оказалось, запер дверь. Он вознамерился требовать развод. Но вот наконец плач Жозефины стих, супруги начали тихо переговариваться, и сразу мне показалось, что я услышал щелчок поворачивающегося ключа. Наступила тишина. Я спустился по лестнице в расположенную в цокольном этаже кухню, и служанка любезно угостила нас хлебом и сыром. Прислуга сгрудилась у стола, точно стая испуганных мышей, ожидая исхода разразившегося наверху шторма. Мы задремали от усталости.

Перед рассветом нас разбудила горничная.

— Госпожа желает вас видеть, — прошептала она.

Нас провели на второй этаж. В ответ на стук девушки раздался голос Жозефины:

— Войдите!

В ее тоне впервые появились легкомысленные нотки.

Мы вошли и увидели, что победитель Абукира и его вновь обретенная верная женушка лежат бок о бок на кровати, укрытые до подбородков покрывалами, и оба выглядят довольными, как кошки, объевшиеся сметаны.

— Боже правый, Гейдж, — приветствовал меня Наполеон. — Вы по-прежнему живы? Если бы мои солдаты обладали вашей живучестью, я завоевал бы целый мир.

— Мы лишь хотим спасти вас, генерал.

— Силано сказал, что зарыл вас в песок, оставив умирать под палящим солнцем. А моя жена поведала мне историю вашего знакомства.

— Генерал, мы стараемся лишь ради вашего блага, ради блага Франции.

— Вы стараетесь заполучить книгу. Как и все мы. Но никто не может прочесть ее.

— Мы можем.

— Благодаря тому, что вы зафиксировали письмена, которые сами же помогали уничтожить. Я восхищен вашими талантами. Что ж, утро вечера мудренее, и я убедился в том, что ваша долгая ночь породила одно доброе дело. Вы помогли мне помириться с Жозефиной, поэтому я пребываю в великодушном настроении.

Я взбодрился. Возможно, наш замысел сработает. Мой взгляд скользнул по комнате в поисках книги.

С лестницы донеслись тяжелые шаги, и я обернулся. Наверх поднималась группа жандармов. Когда я повернулся обратно, Наполеон держал наготове пистолет.

— Она убедила меня не убивать вас сразу, а заключить пока в тюрьму Тампль. Ваша казнь подождет до суда, который вынесет вам приговор за убийство шлюхи. — Он улыбнулся. — Должен признать, что моя Жозефина неутомимо защищала вас. — Он показал на Астизу. — Что же касается вашей судьбы, то для начала горничные моей супруги разденут вас в ее гардеробной. А потом мои секретари скопируют ключевой текст с вашей спины.

ГЛАВА 27

По злой иронии судьбы нас заключили в «храм», или Тампль, изначально принадлежавший рыцарям-тамплиерам, в его темницах после революции содержали до казни короля Людовика XVI и Марию Антуанетту, и, наконец, там безуспешно пытались удержать Сиднея Смита. Этот английский капитан, чья изобретательность определенно пришлась мне по сердцу, сбежал оттуда через тюремные окна благодаря участию одной дамы. И вот спустя полтора года в башне Тампль предоставили временное жилье и нам с Астизой, а нашим личным сторожем назначили тучного и жирного, раболепно исполнительного и глупого, но на редкость любопытного тюремщика Жака Бонифация, который в свое время усиленно пичкал сэра Сиднея легендами о вышеупомянутых рыцарях.

Нас доставили туда в железном тюремном фургоне, и мы удрученно взирали на парижские улицы через прутья решетки. Город выглядел по-ноябрьски мрачным, под серыми небесами сновали встревоженные горожане. На нас тоже поглядывали в ответ, как на диковинных животных, и это был досадно тягостный вариант знакомства Астизы с великим городом. Все здесь казалось ей чуждым: высокие шпили готических кафедральных соборов, шумный гомон торговцев кожей, тканями и фруктами, неблагозвучный хор, складывающийся из лошадиного ржания, грохота телег и выкриков уличных разносчиков, а также бесстыдство закутанных в меха и бархат женщин, стратегически выставлявших напоказ пышные груди и стройные ножки. Оскорбленная тем, что ее раздели для того, чтобы скопировать тайные письмена, она замкнулась в себе и молчала. Когда фургон проехал вдоль внешней стены этой отлично укрепленной крепости и оказался в промозглом и лишенном растительности внутреннем дворе, я мрачно бросил взор на ворота, отгораживающие нас от остального мира. Через их чугунные прутья нас разглядывали люди, всегда готовые порадоваться тому, что кому-то повезло еще меньше, чем им, и я вздрогнул, мельком заметив одну ярко-рыжую кудрявую шевелюру, знакомую, как арендная плата, и отвратительную, как нежеланное воспоминание. Не привиделась ли она мне? Ну конечно, у меня просто разыгралось воображение.

Тюрьма Тампль, построенная в тринадцатом веке, представляла собой тесную и невзрачную башню с островерхой крышей, вздымавшуюся на высоту пары сотен футов, кельи этой обители освещались узкими зарешеченными окнами. Они выходили в центральный атриум, на внутренние галереи винтовых лестниц, опоясывающих стены башни. Судя по всему, период террора прошел весьма успешно, поскольку тюремные камеры в основном пустовали. Всех их роялистских обитателей уже гильотинировали.

Что до условий существования в этом узилище, то мне доводилось бывать и в худших. Нам с Астизой разрешали гулять вдоль парапета, тянущегося по краю крыши — он находился на такой высоте, что не стоило даже пытаться спрыгнуть или спуститься вниз, — а кормежка казалась значительно приличнее той, что мне пришлось отведать в некоторых постоялых дворах по дороге в Иерусалим. В конце концов, мы ведь находились во Франции. Если забыть о том, что мы сидели за крепкими засовами, а Бонапарт и Силано, похоже, вознамерились завладеть миром, то я мог бы вполне насладиться подобным отдыхом. Ничто так не помогает оценить достоинства спокойного дневного сна, как бесконечные поиски сокровищ, древних легенд и военные сражения.