Книга Неладно что-то в нашем королевстве, или Гамбит Минотавра - Джаспер Ффорде

— Да не очень, — отозвался Грифон, щелкнув пальцами, и Черепаха Квази протянула ему залитый слезами лист бумаги.

Я взяла документ и пробежала взглядом полуразмытые строчки.

— Согласен, довольно необычно, — произнес Грифон. — На мой взгляд, постановление насчет бумазеи чересчур сурово. Тут вполне можно апелляцию подавать.

Я уставилась на бумагу.

— Двадцать лет проходить в синей бумазее, — пробормотала я.

— И еще вы не сможете умереть, пока не прочтете десять самых нудных книг, — добавил Грифон.

— Моя бабушка тоже не может, — заметила я, испытывая некоторое замешательство.

— Невозможно, — возразила Квази, утирая глаза. — И приговор, и преступление уникальны. Свои двадцать лет в бумазее можете отходить, когда угодно, не обязательно начинать с сегодняшнего дня.

— Но такое наказание возложено на мою бабушку!

— Вы ошибаетесь, — твердо ответил Грифон, забирая у меня бумагу, складывая ее и убирая в карман. — Нам пора. Вы будете на золотой свадьбе Брэдшоу?

— Д-да, — все еще растерянно отозвалась я.

— Отлично. «Брэдшоу и Алмаз М'шалы», страница двести двадцать один. С гостей выпивка и бананы. И мужа с собой тащите. Я знаю, он настоящий, но у каждого свои недостатки. Нам всем очень хочется с ним познакомиться.

— Спасибо. А как насчет…

— Господи! — воскликнул Грифон, сверяясь с большими карманными часами. — Неужели уже так поздно? У нас же через десять страниц устричная кадриль!

Услышав это, Черепаха Квази немного оживилась, и в следующий миг они исчезли.

Я медленно вернулась к машине, где меня ждали Лондэн и Пятница.

— Па! — громко произнес Пятница.

— Вот! — обрадовался Лондэн. — Он наверняка сказал «папа»!

Тут он заметил мою хмурую физиономию.

— В чем дело?

— Лондэн, моя бабушка по матери умерла в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году.

— И?

— Но если она умерла в шестьдесят восьмом, а папина мама — в семьдесят девятом…

— Ну?

— То кто же тогда живет в голиафовском доме престарелых «Сумерки»?

— Ты нас так и не познакомила, — пожал плечами Лондэн. — Я думал, «бабушка» — это просто ласковое прозвище.

Я не ответила. Я считала ее своей бабушкой, но это не соответствовало действительности. На самом деле мы общались всего три года. Прежде я в глаза ее не видела. Но может, я ошибалась? Я видела ее постоянно — в зеркале, просто намного моложе. Бабушка не была бабушкой. Это была я.

Лондэн довез меня до «Сумерек», и я вошла туда одна, оставив Лондэна с Пятницей в машине. С бешено колотящимся сердцем я поднялась к ней в комнату и увидела сиделку, склонившуюся над старой-старой женщиной, которой я когда-нибудь стану.

— Она очень страдает?

— Болеутоляющие средства делают свое дело, — ответила сиделка. — Вы ей родня?

— Да, — ответила я, — и очень близкая.

— Она замечательная женщина, — прошептала сиделка. — Просто чудо, что она еще не покинула нас.

— Это наказание такое, — сказала я.

— Извините?

— Ничего. Уже недолго.

Я подошла ближе к постели, и бабушка открыла глаза.

— Привет, малышка Четверг! — сказала она, слабо помахав мне рукой.

Она сняла кислородную маску, сиделка ласково пожурила ее, и старушка надела маску обратно.

— Ты ведь мне не бабушка, верно? — медленно проговорила я, присаживаясь на краешек кровати.

Она ласково улыбнулась и накрыла мою руку своей маленькой, розовой, морщинистой ладошкой.

— Я — бабушка Нонетот, — ответила она, — просто не твоя. Когда ты догадалась?

— Только что получила свой приговор от Грифона.

Теперь, когда я все узнала, она показалась мне куда более знакомой, чем всегда. Я даже заметила у нее на подбородке маленький след от осколка, полученный во время атаки танковой бригады в далеком тысяча девятьсот семьдесят втором году, и хорошо заживший шрам над ее левым глазом.

— Как же я раньше не поняла? — растерянно спрашивала я. — Ведь обе мои настоящие бабушки давно мертвы! И я всегда это знала!

Дряхлая старушка снова улыбнулась.

— Если у тебя в голове побывала Аорнида, поневоле научишься кое-каким хитростям, дорогая моя. Я же не просто так проводила с тобой время. Без этого наш муж не выжил бы и Аорнида стерла бы всякую память о нем, пока мы жили в «Кэвершемских высотах». Кстати, где он?

— Там, снаружи, присматривает за Пятницей.

— А-а.

С минуту она молча смотрела мне в глаза, потом спросила:

— Ты передашь ему, что я любила его?

— Конечно.

— Теперь, когда ты знаешь, кто я, думаю, мне пора. Я нашла-таки десять самых скучных классических произведений и почти дочитала последнее.

— А ты не должна перед уходом испытать какое-то прозрение? Принять последнее важное решение в твоей жизни?

— Так и есть, малышка Четверг. Но не я — мы. Возьми-ка этот экземпляр «Королевы фей». Мне сто десять лет, и я давно пережила свое время.

Я нашла книгу на столе и взяла ее в руки. Мне никогда не хватало терпения прочесть ее до конца, даже до сороковой страницы — такая скучная она была.

— Разве не тебе полагается ее прочесть? — уточнила я.

— Я, ты — какая разница? — хихикнула она.

Смех перешел в слабый кашель, который все никак не унимался, пока я не приподняла ее, подложив ей под спину подушку.

— Спасибо, дорогая! — задыхаясь, проговорила она, когда приступ прошел. — Остался всего один абзац. Страница отмечена.

Я открыла книгу, но мне не хотелось дочитывать. Глаза заволокло слезами. Старая женщина поймала мой взгляд и мягко улыбнулась в ответ.

— Пора, — просто сказала она. — Но я тебе завидую: у тебя впереди еще столько замечательных лет! Пожалуйста, читай.

Я утерла слезы, и вдруг меня осенило.

— Но если я прочту это сейчас, — медленно заговорила я, — то, когда мне стукнет сто десять лет, получится, что я уже дочитала эту книгу, и тогда мне… это самое… останется всего одно предложение до того, как я… то есть я, молодая…

Я умолкла, силясь постичь неразрешимый на первый взгляд парадокс.

— Дорогая Четверг! — ласково сказала старушка. — Ты всегда мыслишь так линейно! Все выйдет как надо, поверь мне. Жизнь куда страннее, чем нам кажется. Ты сама узнаешь об этом в свое время, как и я.

Она тепло улыбнулась, и я открыла книгу.