Книга Поветлужье - Андрей Архипов

– Могут делить на щит и на зуб, но последнее редкость и токмо в том случае, ежели не все воинской добычей является. Ну… когда кто ущерб всем в Новгороде причинил без разбору. Тогда меж всеми новгородцами могут поровну поделить. А на щит делится меж всеми полноправными воями, кто со щитом в битве участвовал. Но шестая часть князю отходит. Он тех наделяет, кто особо отличился али в битве не участвовал, но награды достоин. Товар же, ну… воинскую добычу в самом Новгороде продают, а гривны уже опосля делят. До прихода в город разве что хлеб, скот, оружие могут распродать, да и то ежели покупатели не торгуются. В родных-то местах большую цену дадут, что толку по дешевке распродавать?

– А оружие какое у новгородцев? – зевнул полусотник и потянулся.

– Копье при больших сшибках… оно всегда вершит, за кем победа. Наконечник листовой, но встречается и граненый… Сулицы до сажени длиной. Подбегут иной раз новгородцы к кольям, вбитым перед ратью чужой, метнут сулицы… кто-то по горячности и булавой запустить может… Те отпрянут, а новгородцы уже за кольями, топорами рубятся. Криком, навалом берут супротивника. Вот сам топор и есть главное оружие. С коня боевым бьют, повороуз[28]на руку надев, а у пешцев все более обычные секиры, хотя и булавы с кистенями попадаются. Про меч и сказывать не надо… не реже топора новгородцы им вооружаются. Составные луки из можжевельника и березы, самострелы встречаются часто. Щиты и круглые есть для кулачного хвата, и вытянутые вниз… да у нас все видел, токмо у новгородцев все они небольшие, половецкую конницу с лучным боем непривычны сдерживать… Пороков[29]у новгородцев особо не замечено, не делают своих, однако чужие пользуют… Что еще желаешь? Не пора ли спать ложиться? Лучина догорает уже, да и сам зеваешь… А поутру кугуз нас ждет да и с суздальским сотником повидаться надобно перед тем.

Уловив ответный кивок Ивана, полезшего на полати, Трофим погасил лучину, выждал некоторое время, дождавшись размеренного дыхания полусотника, и тихо выскользнул из домика под звездный шатер ночного леса…

* * *

Суздальский сотник ввалился в кудо, едва забрезжил свет в отверстие дымницы. Разило от него, будто пил он целую ночь. Видимо, так и было, однако и речь, и походка были твердыми, а слова, которые он чуть позже вывалил на воеводу, – злыми. Выгнав пинками во двор курицу, которая кудахтаньем объявила о появлении гостя, успев при этом нагадить Ивану на ботинки, переяславские послы плеснули себе в лицо водой и выжидающе уставились на Василия Григорьевича. Тот мешкать не стал и начал рассказывать об итогах своего визита, по крайней мере, о том, что не представляло собой тайны.

Великий Булгар ничем не отличался от других полюсов силы вокруг, то есть был как все жаден. Потому он очень основательно подходил к сбору дани. Особенно с тех племен, территория которых являлась спорной между ним и Русью. Зачем жалеть тех, кто не является и, возможно, не будет никогда твоими подданными? Сколько можете заплатить? Так… Неизвестно, когда в следующий раз придется прийти за стопками беличьих шкурок, за мехом бобра, горностая и куницы, так что возьмем все, что положено по уроку, за два года вперед да еще чуток, чтобы положить себе в карман. Этой малости сверх положенного жалко? Да пушнину такого дрянного качества вообще считать надо по полцены… Ну то-то… Урок был меньше? Да что вы говорите… Уговор был по «по беле и веверице от дыма», а не по «белой веверице»[30]. Столько меха не наберете? Эх, ладно, платите серебром, по дв… три дирхема с рала. Хотите жить по своим законам? Не хотите стать правоверными? Аллах справедлив к неверующим, а также милостив и милосерден к своим истинным последователям. Кто же вас заставляет… не пришло пока еще это время, платите – и вас никто не тронет…

Конечно, пример князя Игоря, прельстившегося в свое время на слова дружины и попытавшегося собрать дань по второму разу, для умных людей не прошел даром. Однако установленный урок был выбран до ворсинки и до последней серебряной чешуйки, потому кугуз ветлужский и не скрывал от суздальского сотника плачевного положения дел, ухмыляясь при этом уголком рта и показывая расписки, покрытые непонятной арабской вязью. Хочет князь ростовский с нас дань брать? Да разве же мы против, особенно если урок установит поменьше! Только разберитесь сначала с булгарцами, они уже забрали по весне почти всю мягкую рухлядь, добытую зимой… И что с того, что лишняя белка для охотника это даже не добыча, а так, мелочь? Не все же в лесу промышляют, большая часть землю пашет. Неужто хотите поломать испокон веков установившийся выход дани с наших людишек? Воля ваша, но у нас не только беличьи шкурки, но и смелые вои есть. Пусть на плечах части из них обычные овечьи шкуры, обшитые железными бляхами, однако костяная стрела меткого охотника, воткнувшаяся в глаз врага, ничем не отличается от железной, торчащей из той же глазницы. Да, железо у нас есть, пусть и не самое лучшее… а рядом соседние черемисские княжества, которые придут на помощь родичам в случае нужды… Придавите к ногтю всех? Да найдите нас в этих лесах, разве что селения наши спалите… Меня в застенки посадите? Так меня старейшины выбирают – выберут другого, более несговорчивого.

Вот такой пересказ разговора услышали от суздальца Трофим и Иван. Рассказал тот и о своих попытках угрожать кугузу, поставив воев к нему на кормление, но на эту угрозу тот повел его по полупустым закромам, где полбы осталось лишь до следующего урожая. А потом спокойно предложил приходить по весне, чтобы встретить булгарцев и полюбовно поделить меж собой выход следующего года.

– А князь мой мне прямо сказывал, – стукнул кулаком по бревну в стене дома Василий Григорьевич, – хоть малость, да привези, а нет, так примучай сих язычников – да все одно привези. Поил, кормил этот черемисский стерв… а так и не согласился абы что в залог следующего года выдать. И мерян не отдает, хрр-р-а… – только и вырвалось у сотника. – Не сказывал я о них? Видел… один из воев моих знакомое лицо из сбежавших холопов. Так нет же! Не признается кугуз в том, что приютил их… Не слыхивал, мол, не зрил воочию. А под конец пира, что закатил мне, вопрошает… Что бы я сам делать стал, ежели кто-то у меня мою же родню требовал бы выдать? Родичи тут, оказывается, все… И меряне, и черемисы… Совета твоего, Трофим Игнатьич, прошу… абы дел каких по дурости своей не натворить, Онуфрий зело советовал с тобой пообщаться.

– Знать, от тысяцкого с тобой кто-то идет? Тот, кто в лицо мерян знает? – ухватил секундную заминку суздальца Трофим. – И ныне не отвертеться тебе ни от его спроса, ни от княжеского… Ох, помысли, сотник, есть ли у тебя недруги, около князя сидящие, кто бы тебя мог в столь неудачное время в такое место отправить?

Створки двери распахнулись, и в кудо протиснулся Лаймыр с ехидной улыбочкой на лице:

– Поторопитесь… послы неведомой державы. Ом[31]ждет.