Книга Иди, поймай свою звезду. Караван мертвецов. Адам и Ева - 2 - Павел Шумил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Медвежонок, извини.
– Все равно ты не прав! – упрямо отзывается Шейла. – Любить надо живое. Мертвое – использовать.
– А ты всегда можешь отличить живое от мертвого?
– Я чувствую.
– Человека в анабиозе?
– Чувствую.
– Замороженного дракона?
Растерянно помахала ресницами.
– Если он заморожен, то он не живой.
– Оттает, снова живым станет. – Чувствую, что наш спор для Шейлы очень много значит. Настолько важен, что даже обидеться на пощечину некогда. – Ты земную жизнь чувствуешь. А иноземную?
– Кир, надень, пожалуйста, щит. Мне додумать надо, а твои мысли сбивают. Ты не в ту сторону думаешь.
Надеваю медальон. Запустил мыслительный процесс, но не тот, который хотел. Ладно, какие еще у нас на сегодня загадки? Под каким соусом ее запихнули в биованну? Ну, тут много вариантов. Чего она испугалась у сугроба?
Делаем привал на ужин. До леса километров десять. Шейла все еще в трансе. Задумчиво так сводит брови, морщит лоб. Думает. Любить, или не любить замороженного дракона.
– Кир, ты про разумных динозавров слышал? – наконец–то очнулась Шейла.
– Да.
– Мне надо с ними встретиться! Обязательно надо. Поможешь? Если я их мысли не услышу…
– То что?
Опять в транс погрузилась. Машу перед ее глазами растопыренной пятерней. Слабо улыбается и отмахивается от меня как от мухи. Достаю мясо. Шейла подносит свой кусок ко рту, нюхает, отбрасывает в сторону. Отбирает мой кусок, нюхает, отбрасывает.
– Ты что, запаха не чувствуешь?
– Сыр рокфор напоминает.
– Космодесантник, … … (непереводимая игра слов).
Забирает у меня весь пакет, морщит нос и высыпает мясо на траву. Достает запасы из своей сумки и тоже выбрасывает.
– Вот и поужинали. – Долго и смачно ругается.
– Я тебе когда–нибудь рот намылю.
– Сам ругаешься, а мне нельзя?
– Я не вслух.
– Кир, для меня это не имеет значения.
Действительно…
– На мне щит! Ты не могла слышать!
Смотрит исподлобья, улыбается, берет мою ладонь, раскачивает.
– Прости засранку. Я больше не буду.
Застегиваю сумку и топаю к лесу. В желудке урчит.
– Наверняка за пультом Шаллах сидела, – говорит Шейла.
– За каким пультом?
– Откуда за нами наблюдают.
Изумленно оглядываюсь на нее.
– Она вечно про детали забывает. Сумки черные, на солнце нагреваются о–го–го как. Нужно было сумки на эти дни в холодильник убрать. Артем бы не забыл.
Что я так удивился. Если она – экспериментальный образец важности неимоверной, то неужели ее без присмотра оставят? Я бы не оставил, если она на самом деле дороже двух планет стоит. Мы идем голодные, а драконы за нами наблюдают. А у меня в животе бурчит. Складываю ладони рупором.
– Шаллах! Не будь чем щи хлебают, подбрось харчей. Шейла кушать хочет.
Шейла поворачивается ко мне с открытой варежкой. В глазах – восхищение, переходящее в обожание. Обнимаю ее за талию, хотя идти по бездорожью обнявшись не очень удобно. Она – меня. Мир. Надолго ли?
– Шей, чего ты испугалась у сугроба? Когда я хотел остаться посмотреть, как он тает.
– Я боялась, что он растает, а там мы лежим, в лепешку разбившиеся.
– Как это?
– Ты думаешь, драконы только планеты дублировать умеют? Если мы разбились, драконы могли нас сдублировать за секунду до смерти. Я хочу быть собой, а не собственной копией.
– Ты меня совсем не уважаешь? – раздается прямо из воздуха обиженный женский голос. – Ну никакой благодарности. Я вас влет словила, и что слышу? Одни упреки. Ну забыла я про сумки, забыла. Сами виноваты. Плохо мясо прокоптили.
– Даешь слово дракона, что мы – это мы, а не копии? – спрашивает у потустороннего голоса Шейла. Чувствую себя как зритель, внезапно попавший в ужастик с привидениями.
– Да…м, если ты пообещаешь помириться с папой!
– Обойдешься, – заявляет повеселевшая Шейла.
– Медвежонок, прекрати разговаривать с ней, – строго говорю я. – Позднее с Мраком поговорим.
– Ребята, не говорите, пожалуйста, что я с вами беседовала. Папа рассердится.
– Ты игнорировала мою просьбу, так что…
– Вредный ты, – отвечает потусторонний голос. – Киберы кончают рюкзак продуктами набивать. Кстати, в зачете по выживаемости не предусмотрена подкормка кандидатов.
– Зачет я завалил.
– Как это? – хором удивляются Шейла и голос.
– Сорвался с карниза и разбился. В зачете не предусмотрен отлов в воздухе сорвавшихся в пропасть кандидатов.
– Много ты знаешь, как зачеты сдают, – обижается голос. – Если такой умный, скажи: «Бум!»
– Не говори, – советует Шейла. – Обойдемся без подачек.
– Ну и зря. Управление климатикой мы отключили, завтра дождь будет.
– Бам, – говорю я, сгорая от любопытства.
Где–то в вышине раздается хлопок. Задираем головы. В темнеющем небе раскрылся купол парашюта. Мигает красный проблесковый маячок. На стропах болтается обычный туристский рюкзак.
– Э–э, если я понял, раньше климатика была включена?
– Ага! – радостно отзывается голос. – По заявкам местного населения. Чтоб вы в горах насморк не получили! Намечался дождь со снегом, потом похолодание и гололед. Все камни должны были обледенеть, и вы или замерзли бы, или всмятку разбились. Я вам бархатный сезон устроила, а вы все равно прокололись!
– Шаллах, передай своему папашке, что он первый прокололся. Я знала все, что он задумал. Только смыться не успела! – кричит Шейла.
Через четверть часа сидим в надувной палатке и едим настоящими ложками горячую тушонку с бобами из банок с самоподогревом. Вдыхаем воздух альпийских лугов, и едим досыта! Рай! Шейла раскладывает спальные мешки, долго ищет что–то по всем кармашкам и отделениям рюкзака, не находит и тяжко вздыхает.
– Что ищешь?
Краснеет до корней волос.
– Неважно. Тебе не повезло.
Залезаем в спальники. Хотел бы я иметь жену–телепатку? С одной стороны, никакой беспричинной ревности. Но с другой – если мне чьи–то ножки понравятся… заначку тоже не спрячешь. И на стороне не погуляешь. Черт возьми! Неужели я это всерьез?
Словно на крышу палатки кто–то горсть сушеного риса бросил… Опять… И началось. Ну и пусть. Теперь торопиться некуда. Буду лежать в палатке и слушать дождь. Буду любоваться Шейлой и смотреть, как она пришивает к куртке карманы. Может, мне тоже карманы пришить? Нет, пусть сначала она закончит. А то еще обрезков на двоих не хватит.