Книга Бей или умри - Софья Валерьевна Ролдугина

к конкретным моделям, зачем себя ограничивать? Ну как маленькая. Показали в детстве мысленную кирпичную стенку – значит, строим стенки. Неужели нельзя просто изменить среду вокруг себя, чтобы там не было места чужому разуму? А страхи! Зачем ты тычешь всем в нос своими страхами, это же такое пространство для манипулирования, стыдно так подставляться во враждебном окружении. И вообще…

Тут я не выдержала – свернулась в клубок, закрывая лицо ладонями, и бессовестно заржала.

– Дядя, хватит, – простонала я, с трудом восстановив дыхание. – Отключай учителя, мы же вроде теперь договорились быть на равных.

– Один – один, – шепнул Эрнан мне на ухо, задиристо, как мальчишка. – Пойдём, Трикси. Твой рыжий так старательно держит всех на расстоянии, чтоб мы наговорились по-родственному – аж стыдно становится, что я ещё проверяю столь достойного отрока на вшивость.

Я поспешно выпрямилась, отбрасывая посторонние мысли.

Маронг действительно закончил с платформой. Значит, дольше тянуть уже было нельзя.

– Трикси, готова? – радостно подхватил меня под локоть Тейт, вдёргивая сходу в сплюснутый полупрозрачный пузырь – очевидно, наше средство передвижения. – Тогда начинаю. Слушай меня, как поймёшь, что я уже всё – делай трубу. Против солнца, чтоб тень лежала за спиной.

– Помню, – прикусила я губу.

По спине пробежали мурашки. Нет, есть что-то успокоительное в горячке боя, когда не успеваешь осознать опасность. А высчитывать траекторию потенциально самоубийственного прыжка – какой-то мазохизм.

– Сорок шагов от гаюса – и задираешь её вверх. Вот так, – Тейт приподнял ладонь под углом в тридцать градусов. И вдруг улыбнулся: – А потом всё будет хорошо!

– Оптимист, – не пойми чему обрадовался Эрнан.

– Идиот, – простонал сквозь зубы Кагечи Ро.

Как самая разумная из нас, Лиора только крепко зажмурилась на пару секунд и, кажется, мысленно обратилась к миру с прочувствованной просьбой.

Тейт встал к переднему краю платформы, едва не вываливаясь за границы защитного пузыря. Воздух вокруг нас тут же уплотнился, обнимая невидимой подушкой – и хорошо, потому что ускорение на старте будет неслабое, мягкая фиксация позвоночника и конечностей не повредит. Пространство точно напряглось; Эрнан ничего особенного, кажется, не ощущал, но маги Лагона – очень чётко.

И, что удивительно, я тоже.

Волосы у Тейта на затылке топорщились так, словно к солнцу тянулись, как трава. В какой-то момент почудились даже капли перламутровой росы, дрожащие и исходящие на марево, но почти сразу стало ясно, что это пламя. Внезапно оно, как живое, тронулось с места и плавно потекло к протянутой вперёд руке, словно в спину ему дул сильный ветер, а потом – сорвалось с кончиков пальцев, к гаюсу.

Уши заложило от низкого гула.

Мне уже приходилось видеть, как по слоям выгорает камень, но то, что творилось сейчас, было страшнее, быстрее и яростней. Гаюс, пропитанный смертью, как брошенная в раковину губка – водой, сопротивлялся давлению; не сгорал – истончался, делался почти двумерным, словно был не физическим объектом, а некой силой, которую иная сила, более мощная, выдавливала за пределы мира. Гниловатый запах мертвенного моря сменялся обжигающей свежестью, не стерильной, но будто бы первозданной.

А затем волна пламени докатилась до границы гаюса – и прорвала её, жадно впиваясь в камни, вгрызаясь в них, вылизывая до зеркальной гладкости…

– Сейчас! – крикнул Тейт. По виску у него скатилась капля пота.

Полтора десятка моделек спустя я представляла задачу так чётко, словно она была выжжена у меня в подкорке. Труба даже не развернулась – возникла целиком, уселась, как влитая, в желобе. Стоило пузырю качнуться к ней – и его втянуло внутрь с чпоканьем, точно мячик-желе, тело вдавило в невидимую подушку – и головы не повернуть, желудок скрутило.

…треть пути.

Трубу наискосок прострелили ловчие нити – наискосок, на опережение, как будто гаюс обладал если не сознанием, то рефлексами. Охнуло-дохнуло бесцветное пламя; нас обдало жаром, и Соул вскрикнул.

…половина.

Выжженный проём сузился вдвое. Два чавкающих, влажных синих горба стремились друг к другу – чудовищный великан смыкал полные ноздреватые губы, ужасающе медленно и слишком быстро в то же время. От Маронга потянуло болью, и меня опять швырнуло в «подушку безопасности» – платформа рванула быстрей.

…последние метры мы проскочили чудом.

Вывернув шею, я успела разглядеть, как, сжирая трубу, стискиваются, вминаются друг в друга синие горбы, обращаясь в монолит. Вслед нам прыснули нити – и бессильно опали. Пузырь со свистом вылетел из трубы, взмыл над грядой; отсюда долина выглядела отталкивающей – гаюс, прикрытый шапкой бурой мути.

Резко стало холоднее, градусов на десять.

А впереди расстилалось бесконечное, серо-голубое; сверху – сплошные облака с редкими просветами чистого неба, снизу – мелкая, почти неразличимая с высоты рябь волн, белые росчерки пены, ещё дальше – скрытые в тумане острова. Оранжевый пляж выглядел неправдоподобно узким и ярким; буйные тропические заросли вились вдоль него, забираясь на склоны, однако быстро истощали свои силы, вырождались до редких зелёных пятен среди скал.

– Я забыл сказать! – крикнул Тейт, не оборачиваясь. – Этот путь – короткий!

Маронг вдруг как-то по-особенному всхлипнул – и обмяк.

Пузырь ещё чуть-чуть пролетел по инерции, а затем стал неумолимо заваливаться, распадаясь на куски. Платформа под ногами просуществовала дольше, но ненамного. Исчезла опора – и мы начали падать.

Сердце точно пополам перекрутилось и рванулось к горлу.

«…ну что ты привязалась к конкретным моделям?»

Пульс колотился под веками.

«…мы не создаём – мы приглашаем быть».

Тело точно и не весило ничего; океан летел навстречу.

«…показали в детстве кирпичную стенку – значит, строим стенки. Неужели нельзя просто изменить среду вокруг себя?»

Вот оно.

Среда. Среда, в которой невозможно рухнуть и разбиться.

Я представила, что океан уже вокруг. Вода плотнее воздуха; даже с гирей на ноге ты не падаешь на дно, а плавно опускаешься. Пространство потеплело, исчез свист ветра в ушах… Горло тут же свело – ни вдохнуть, ни выдохнуть, точно его забило пластилином, но падение замедлилось.

Замедлилось!

Хватило меня ненадолго. Но рухнуть в воду с высоты триста метров и три – большая разница. Глубина здесь оказалась небольшая, по пояс от силы. Мы с Лиорой в четыре руки подхватили Маронга, не давая ему захлебнуться.

– Жив и цел, это не гаюс, – констатировал Кагечи Ро, мельком ощупав его. И сдвинул брови к переносице: – Но он практически истощён. Нужен отдых. И спасибо, Трикси, – добавил он, внезапно улыбнувшись, тепло и открыто.

Лиора взвалила Маронга себе на плечо и медленно побрела к берегу.

– Да уж, спасибо, – пробормотала она – мрачно, однако я чувствовала её искреннюю благодарность. – Едва не подохли, и так по-дурацки.

Дядя