Книга Преследуя Аделайн - Х. Д. Карлтон

губ и направляет его прямо в горло.

Он шипит сквозь зубы, затем следует еще один дикий рык. Я хнычу, а затем задыхаюсь, когда он вводит свой член глубже. Он — закаленная сталь, обтянутая шелковистым атласом, но гладкость мало помогает облегчить боль.

Он слишком толстый и длинный для моего маленького рта.

Слезы мгновенно заливают мои глаза и проливаются, когда он продолжает вводить себя глубже.

Инстинктивно мои руки обхватывают его толстые бедра, прижимаясь к нему.

Быстро, как змея, он выхватывает обе мои руки и сжимает их вместе в одной руке, а другой продолжает удерживать мою голову. Он держит мои руки высоко поднятыми и прижимает к своему животу. Это выглядит так, будто я женщина, молящаяся на коленях, со связанными руками, поклоняющаяся самому дьяволу.

— Это то, чего ты хотела, да? — рычит он. — Соси, блядь. Сейчас же.

Я делаю, как он говорит, если это означает, что он ослабнет. Я сосу сильно, впадив щеки и проводя языком по толстой вене на нижней стороне его члена.

— Вот так, детка, — дышит он, наконец позволяя мне расслабиться.

Но через несколько секунд он снова втягивает меня в себя. Направляя мою голову вперед и назад, пока я продолжаю сосать его. С его губ срываются слова поощрения и глубокие стоны удовольствия, в то время как он набирает силу. С каждым слогом и стоном, слетающим с его губ, я все отчаяннее пытаюсь доставить ему удовольствие. Исправить свою ошибку.

— Давай посмотрим. Грейсон Паркер, он был лучше, да? — Мои глаза расширяются, я не понимаю, откуда он его знает, и боюсь, к чему это приведет. — Я чуть не убил его, когда он выбежал из твоего дома голым, так что я как-то сомневаюсь, что он был лучше меня. Кто еще? — он выделил последнее слово, впихивая себя глубже в мое горло. Я задыхаюсь, и он позволяет мне бороться несколько секунд, прежде чем ослабить давление.

— Брэндон Хаватти, Карлос Сантонио, Тайлер Сандерс… — он продолжает перечислять всех мужчин, с которыми я была. Их, конечно, не так много, но это очень много, когда ты только что подверг их жизнь опасности.

Он резко дергает мою голову назад, позволяя мне сделать один вдох, и говорит:

— Я буду наслаждаться убийством каждого из них, маленькая мышка.

Прежде чем я успеваю что-то ответить, не говоря уже о том, чтобы сделать еще один глоток драгоценного воздуха, он снова начинает душить меня своим членом.

Мое зрение темнеет по краям от того, как глубоко он погружается в мое горло. Неважно, как сильно я задыхаюсь и борюсь с ним, он становится только невероятно тверже.

— Ты хочешь, чтобы я кончил тебе в рот, не так ли? Ты думала о том, чтобы пососать мой член с тех пор, как поклонялась мне, стоя на коленях с ремнем, обернутым вокруг твоей милой шейки.

Я смотрю на него, ненависть горит ярче, чем похоть, всего на мгновение. Он улыбается — или, скорее, обнажает зубы, — когда видит гнев, отражающийся в моих карих глазах.

— Ты хочешь этого, но ты, блядь, не получишь. Ты еще не заслужила эту привилегию.

Без предупреждения он резко откидывает мою голову назад, его член выскакивает на свободу.

Он поднимает меня за волосы, пока я не оказываюсь на кончиках пальцев ног.

— Зед, пожалуйста, — хнычу я, мое зрение затуманено от слез, а грудь сдавлена из-за недостатка кислорода. Я даже не уверена, о чем я умоляю — о своей жизни или о невинных людях, которых я только что отправила в камеру смертников.

— Какая хорошая девочка, — хвалит он. — Мне нравится, когда ты боишься и умоляешь.

Когда я, наконец, думаю, что снова не могу дышать, он возвращает мне дыхание. Его губы накрывают мои в электрическом поцелуе. Мои ногти впиваются в его грудь, вызывая у меня низкий рык, когда он поглощает мой рот своим.

Энергия между нами трещит и взрывается, когда мы пьем друг из друга. Искры огня и вкус горького вина проникают в мой язык.

Никогда еще яд не был так хорош на вкус.

Пока наши языки борются за господство, он обхватывает меня за талию и легко поднимает. Мои ноги инстинктивно обвиваются вокруг его тонкой талии, когда я чувствую, как прохладное стекло прижимается к моей спине.

Температурная борьба в моем теле ощущается так же, как его глаза инь-янь. Прохлада от зеркала угрожает послать дрожь по моему телу, но прижатие его тела к моему — обжигающе горячее.

Резкий укус боли по обе стороны моих бедер заставляет меня задыхаться в его рот. Одним быстрым движением он отрывает мои стринги от моего тела, разорванная ткань застревает где-то между нашими телами.

Он отстраняется и устанавливает головку своего члена у входа.

— Раздвинь для меня свою киску, маленькая мышка, — приказывает он. Я открываю рот, чтобы возразить, готовая сказать ему, чтобы он просто трахнул меня, но выражение его лица лишает меня дара речи.

Разочарование нарастает, я протягиваю обе руки между нашими телами и делаю то, что он говорит. Красный румянец окрашивает мою грудь, когда я раздвигаю себя. Это унизительно, когда он знает, что я не должна этого хотеть.

Он знает, что я хочу, чтобы он вошел в меня силой. И в наказание за оскорбление он собирается заставить меня показать ему, как сильно я хочу его. Раздвинув мою киску и пригласив его внутрь.

Боже, как я его ненавижу.

Его руки больно сжимают мои бедра. Завтра я проснусь с синяками от рук, и какая-то часть меня этого боится. Невозможно будет забыть о том, что произошло, когда на моей коже будет отпечаток его рук.

— Не смей двигать руками, — угрожает он за секунду до того, как натягивает меня на свой ждущий член.

— Ах! — кричу я, мои руки в считанные секунды долетают до его груди, чтобы я могла оттолкнуться от него. Он слишком велик, растягивая меня шире, чем я когда-либо была.

Мои глаза округляются в огромные блюдца, когда я хнычу от натиска. Я чувствую, как его член скользит между моими пальцами, когда он проникает в меня еще глубже.

— Прекрати! Он не помещается, — задыхаюсь я.

— Какая бедная маленькая мышка, — насмешливо воркует он, его тон хриплый и натянутый. — Может быть, однажды ты позволишь мне обращаться с этой киской как со стеклом и показать ей всю свою любовь, но ты была плохой девочкой, не так ли?

Когда я не отвечаю, он прижимает меня к себе сильнее, вызывая еще один болезненный хнык.

— Разве не так? — кричит