Книга Лесная герцогиня - Симона Вилар

Само имя принца повергало Эмму в трепет. Она все еще не могла успокоиться, памятуя, как легко поддалась чарам дьявольского обаяния этого молодого мерзавца, как теряла от него голову, пока обман не раскрылся. И если сердце ее и опаляла ненависть к нему, то еще более она испытывала страх перед теми почти колдовскими чарами, какими он мог влиять на людей. И, прислушиваясь к речам архиепископа, невольно замирала, глядя на него.

Рикуин Верденский еще недавно говорил, что канцлер Ратбод ненавидит Гизельберта, но сейчас этот толстый священник рассказывал о принце весьма приветливо: мол, Гизельберт тяжко хворал, но теперь поправляется, и, хотя легкая его хромота еще видна, он готов прибыть на присягу отца Каролингу. Он готов на коленях молить Ренье о прощении, готов выполнить все его требования.

– Слишком поздно, – кривя рот, сухо заметил Ренье. В упор глядел на канцлера. – Я удивлен, преподобный отец, что вы, столь рассудительный и хладнокровный человек, так скоро поддались влиянию этого щенка Гизельберта и даже хлопочете о нем. Разве не вы ранее стремились убедить меня, что Гизельберт не достоин даже называться моим сыном?

В его интонации не было волнения. Он сидел в высоком кресле, следил, как слуги растирают его парализованную ногу. Живая половина лица его оставалась спокойной, почти столь же неподвижной, как и парализованная.

Ратбор огладил рукой распиравший роскошную сутану живот. Холодно сверкнули каменья его перстней.

– Вы знаете, ваша светлость, как я желал, чтобы именно Адель Лотарингская стала вашей наследницей, как возносил благодарственные молитвы, когда она нашлась.

– Однако вы не ожидали, что не вам будет принадлежать заслуга в нахождении принцессы, – заметил Ренье.

– Дело вовсе не в этом, клянусь верой, – поспешил заверить канцлер. – Однако в пути я много рассуждал, разумно ли оставлять столь неспокойное и раздираемое смутами герцогство, как Лотарингия, на слабого ребенка? Ведь с востока на Лотарингию наседают германцы, с юга грозят возвратившиеся из Италии венгры. И нам нужен сильный правитель, достойный отразить их натиск.

– Рикуин Верденский вполне может справиться с этим, – отрезал Ренье. И в упор поглядел на канцлера. – Но не Гизельберт, которому придется отбиваться еще и от франков. Ибо Карл Каролинг не признает его.

– Карл Каролинг, Карл Простоватый! – возвел очи горе Ратбод. – Я сам всегда советовал вам держать его сторону и возмущался Гизельбертом за его непонимание, что нам сейчас слабый Каролинг выгоднее всего. Но в Меце я имел долгую беседу с вашим сыном.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Ренье.

– И принц заверил меня, – невозмутимо продолжал Ратбод, – что готов принести вассальную присягу Простоватому.

Ренье в упор глядел на епископа Трирского.

– А что он пообещал тебе, Ратбод? Какое дарение, какую поддержку за помощь? Одно я вижу ясно – Гизельберт сумел в корне изменить твои взгляды.

Ратбод тут же стал заверять герцога, что все его усилия направлены лишь на благо Лотарингии, что, встретившись с принцем, он убедился, что это уже не прежний легкомысленный смутьян, а разумный муж с гибким умом политика, способный идти на компромиссы. Рикуин же наверняка готов во всем прислуживать Каролингу, в котором, кроме громкого имени предков, нет ничего достойного. Даже в своих владениях он не в состоянии навести порядок и рассчитывает на Лотарингию как на союзника в противостоянии с Робертом Парижским.

Ренье спокойно выслушал его.

– Ты сейчас похож на грубую дерюгу, которую опустили в краситель, Ратбод. И краситель – это Гизельберт, который по своему усмотрению изменил цвет такой тряпки, как ты. И мне остается только сожалеть, что я столько лет прислушивался к твоим советам.

Он жестом отослал начавших хихикать слуг.

– Я уже все решил. И я в отличие от тебя не сукно, которое легко меняет цвет в чане с краской. Поэтому остаюсь при прежнем решении. Адель станет моей наследницей. А Гизельберт… Черт с ним!

Эмма едва не кинулась, чтобы расцеловать супруга. Взглянула на Ратбода с откровенным злорадством. И неожиданно осеклась о его насмешливый взгляд.

– Даже если Адель не ваша дочь, Ренье?

У Эммы все похолодело внутри. Вскинула голову.

– Ваше преподобие! Вы оскорбляете меня! Оскорбляете честь моего мужа.

Она резко встала, уронив с колен ступку с травами. Не видела, но чувствовала, как напрягся Ренье. «Боже Всемилостивый, что известно этому брюхатому попу?»

Но Ратбод стал посмеиваться, разводить руками. Ренье с Эммой виднее, чья кровь течет в жилах их наследницы. Он же совсем не против обручить Адель с Оттоном Верденским в светлый праздник Рождества Христова. И если его долг как канцлера разрешить последние сомнения, то это вовсе не означает, что он собирался воспротивиться их воле. Говорил улыбаясь, но его заплывшие глазки так и бегали по сторонам.

Ратбод вскоре откланялся. Эмма встретилась взглядом с Ренье. Выдержала его, гордо вскинув голову. Нет, она была полна решимости отстаивать права дочери до конца. На какой-то миг даже сама уверовала, что ее Герлок от Длинной Шеи. И совсем не собиралась терять то, что вернула: положение герцогини, право, какое она имела на этот титул благодаря браку с Ренье, почет и уважение, какое она ощутила после прозябания в Арденнах. Она нашла, что ей нравится ощущение власти. Уважение и слава, так неожиданно возвращенные ей, погашали ее обиды и рубцевали старые раны, согревали душу, как подогретое вино. И она не собиралась больше смиряться под ударами судьбы.

– Не смотрите на меня так, господин супруг мой. Я ваша жена перед Богом и людьми, и Адель Лотарингская – ваша дочь. Я родила ее в бедности и забытьи. И вы во многом виновны передо мной… Перед нами – мной и Аделью. Поэтому не берите греха на душу, не отказывайтесь от принятого решения.

Она нервно сжала крест на цепочке. Пусть ее ложь, ее грех падут на нее саму. Но она не боялась обличить в этом Ренье. Она знала о его обостренном предчувствии кончины, религиозности и чувстве раскаяния. И била в самое болезненное место.

Плечи Ренье поникли. Он уступил пламени в ее живых глазах. Лицо ж ее оставалось непреклонным, даже когда заметила, как Ренье болезненно поморщился, приложив руку к сердцу. И лишь кивнула, когда он еле слышно выдохнул:

– Аминь…

* * *

Эмма собственноручно достала щипцами из очага раскаленный булыжник и, завернув его в кусок полотна, уложила в ногах дочери.

– Мадам, позвольте помочь вам, – предложила одна из приставленных к Адели знатных матрон.

Эмма никак не отреагировала на это предложение. Она была сердита на всех этих нянек, приставленных к ребенку. Даже Мумма с алым от пощечин лицом горестно всхлипывала в углу. Всем досталось от герцогини за то, что они недоглядели за маленькой принцессой. Казалось бы, ничего серьезного, у малышки просто появился насморк, но для Эммы теперь, в рождественскую ночь, это было подлинной трагедией. Ведь завтра должно было состояться торжественное обручение Адели с Оттоном Верденским, и необходимо, чтобы девочка выздоровела непременно.