Книга Дамир. Любой ценой - Юлия Бонд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Притаившись за дверью, я выглядываю в проем и пытаюсь понять, что делать дальше.
– Чего тебе не хватало, придурок? У тебя ведь все было: красавица жена, младше на десять лет, свой бизнес, какое-никакое положение в обществе. Ну ты же такой долбаеб, что решил это все похерить, поломав жизни других людей. Зачем, Шагаев? Зачем ты ебал мозг моей сестре? – рычит Давид.
– Я думал, что у нас с Анитой может быть семья, пока в моей жизни снова не появилась Дина.
– Дина, – ухмыляется Давид, – она никогда не была твоей. Даже сейчас! Она не твоя, как и дочь.
– Врешь! – возражает Дамир.
– Нет, – отвечает Давид и, потянувшись к карману брюк, достает телефон. – Лови. Отправил тебе фотокопию результатов ДНК.
Между мужчинами зависает пауза. Зажимаю рот рукой, чтобы не крикнуть: “Это неправда, любимый”. По спине катится ледяной пот, пальцы дрожат, а ноги становятся совсем слабыми. Я еле стою, ощущая, как перед глазами начинает все двоится.
Дамир, соблюдая дистанцию, всматривается в телефон и хмурится, читая. Я знаю, что он читает. Знаю, а потому шепчу: “Не верь ему, пожалуйста, не верь!”.
– Убедился, Шагаев? – насмехается Давид. – Так за чьей ты дочерью приехал? За чьей?
Дамир молчит в ответ, собирая себя по кускам – это понятно без слов. Он поверил! Поверил, Господи…
– Отпусти мою сестру, а я обещаю, что больше никогда не появлюсь в твоей жизни. У тебя есть сын, Дамир. Воспитывай своего наследника, а ко мне больше не лезь. Исчезни с моих радаров, если не хочешь сыграть в ящик.
– Нет, – качает головой Дамир, – я тебе все сказал по телефону. Ты больше не будешь отравлять жизнь Дине, а Ляйсан… – вздыхает любимый, – всегда будет моей дочерью, чтобы ты здесь не говорил.
– Ну какой же ты долбаеб, – выплевывает с желчью Фатхетдинов и я замечаю, как он тянется рукой за поясницу.
На раздумья времени нет! Соображаю ли я что-то в этот момент? Нет. Абсолютно. И откуда взялись эти силы – тоже не пойму. Я просто срываюсь с места и, покинув свое укрытие, бегу к Дамиру.
Секунда, две, три… Еще и еще.
Тихий хлопок и спину пронзает острой болью.
Я обнимаю любимого обеими руками. Смотрю в его перепуганные глаза и вымученно улыбаюсь.
– Я люблю тебя, Дамир. Очень-очень сильно, – выдавливаю с хрипом.
Дамир ничего не понимает. На лице застыл испуг. Он в шоке, а я…
Ощущаю, как черная мгла окутывает своей пустотой. Уже не так больно, как в первые секунды. В объятиях любимого хорошо, не страшно совсем.
Ритм сердца замедляется, дыхание становится трудным и через раз. Я больше не имею сил стоять, а потому скатываюсь вниз, к ногам Дамира.
– Дина! – в подкорку врезается голос Давида.
– Динка, – хрипит Дамир.
– Все хорошо, – улыбаюсь. – Забери Лясю, – произношу еле слышно и диктую адрес коттеджа, где Фатхетдинов прячет дочь.
Яркий свет ослепляет. Слепо бреду вперед, не ведая куда и зачем.
– Картинка, – откуда-то кричит голос любимого, – не умирай, пожалуйста. Дин…
Хочу сказать: “Нет. Не умру! Я буду жить, ведь сильная, не сломаюсь, у меня двое детей, как я их могу оставить?”. Хочу сказать… Но не могу. Не могу даже открыть рот – невидимая тяжесть давит и давит.
Прости меня, Дамир, я хотела, чтобы мы были вместе с нашими детьми. Хотела счастья любой ценой...
Прошло 3 года
Я вожусь на кухне, готовя праздничный обед. Сегодня мне исполнилось тридцать лет. Много? Не знаю. Но повод подвести итоги и задуматься над будущим – у меня есть. Нарезаю овощи и, пока никто не видит, смахиваю с щеки одинокую слезу. Мне грустно и это нормально. Людям свойственно грустить в день рождения, наверное. На фоне звучит музыка, любимая песня:
“Без тебя бы, как я могла узнать,
Что двоих судьба может так связать?
Что нет лучше и важней
Самых близких моих людей.
До конца с тобой я хочу идти,
В темноте твои узнавать шаги.
И пройдя весь этот путь,
На твоем плече уснуть”.
Улыбаюсь, а слёзы – пустое все, пройдут.
– Мам, – слышится голос.
Оборачиваюсь и наблюдаю весьма забавную картину. Мои дети, все трое. Санька, уже повзрослевший, стоит посередине, держа за руки брата и сестру.
– Это не я, – качает головой Ляйсан, надув губки.
– Она! Это Ляся начала, – повторяет Назим, пытаясь дернуть сестру за хвостик, но у него ничего не выходит – сдерживает Санька.
Я откладываю в сторону нож, поправляю на голове платок и, улыбнувшись, двигаюсь к детям. Ляся и Назим – настоящие сорванцы, погодки, что с них взять? Вечно дерутся, отбирают друг у друга игрушки, конфеты, а Санечка их разнимает.
Опускаюсь перед всей троицей на колени. Хмурю лоб, щурюсь, осуждающе качая головой.
– Мам, – произносит Санька, – они съели торт.
– Весь? – спрашиваю я, пряча улыбку – лица младших детей испачканы кондитерским кремом.
– Нет, – всхлипывает Ляся. – Я только хотела один красненький цветочек, а Назим…
– Ты сама сказала, давай, – оправдывается Назим.
– Так. Стоп! – я останавливаю словесный водопад и направляюсь в гостиную, чтобы посмотреть: осталось ли что-то от торта.
Верхушка торта оказывается съеденной. Ожидаемо, в принципе. Но я не сержусь. Зачем? Это дети, в этом возрасте сдержанность им не свойственна. Три и четыре года – малыши совсем, тем более, сейчас мы переживаем кризис трёх лет у Ляйсан. Поэтому всякое случается, чего уж там.
Я заставляю детей умыться и разойтись по разным комнатам. Благо, дом у нас большой и у каждого из детей своя спальня. Конечно же, это всё заслуга Дамира. Он многого добился и все сам. И я не устану благодарить Аллаха за счастье, которое он даровал.
Возвращаюсь на кухню и продолжаю готовить обед. В дверь звонят. Бросаю взгляд на настенные часы – одиннадцать утра. Значит, это ещё не гости и точно не Дамир, он бы однозначно не звонил, а открыл дверь своим ключом.
Подхожу к входной двери. Поворачиваю замок против часовой стрелки, распахиваю дверь и первое, что вижу перед собой – огромный букет белых роз.
– Шагаева Диана Александровна? – из-за букета выглядывает незнакомый парень и я одобрительно киваю головой. – Курьерская доставка.
Удивляюсь. Цветы? Доставка? Я ставлю подпись в указанном месте в журнале, а курьер, передав мне вязанку роз, достаёт из своей сумки небольшую коробку, обернутую в красивую дизайнерскую бумагу.
– Это тоже вам, – говорит курьер и, попрощавшись, уходит.