Книга Господа Чихачёвы - Кэтрин Пикеринг Антонова

Главная забота Андрея – связать нравственное воспитание и хорошее управление. Здесь следует помнить, что он считал абстрактное философствование мужским занятием, тогда как женщинам приличествовали прикладные, прагматические рассуждения, связанные с повседневным управлением поместьем. Идеалом хозяина для него является тот, кто ценит «благоденствие подвластных» превыше «дохода»; это идеал нравственного руководителя, а не прагматика. В другой статье он возражает «восстающим» против него на том основании, что он якобы хочет «из барынь делать рабынь», и настаивает, что «непременно и всенепременно порядок в доме должен быть ежеминутный» (тем самым подразумевая, что лишь хозяйки-дворянки способны поддерживать порядок, ибо это задача практическая)[843]. Прежде всего, обоим родителям следует приложить все усилия к исполнению своих обязанностей.

Андрей понимает, что для процветания сельской местности дети, которым предстоит руководить ею в будущем, должны быть лучше подготовлены к пониманию положения родных мест, насущных потребностей их населения и характерного для него образа жизни. Поэтому он был пылким сторонником открытия местных училищ даже для дворянских детей, подчеркивая выгоды получения образования недалеко от дома (в противовес ранее распространенному среди помещиков обычаю отсылать детей в более престижные столичные образовательные учреждения, как некогда поступил и он сам): «Полагаю, что недалеко то время, когда небогатые помещики начнут посылать своих детей в уездные училища ‹…› Ежели родители не смогут сами жить в городе, они смогут и навещать»[844]. Существовала и другая причина обучать молодых людей именно науке земледелия. В домах, где (как у Якова Чернавина) не было хозяйки, мужчине по необходимости приходилось браться за то, что, по мысли Андрея, в идеале должно было оставаться женским делом.

В русских семьях гораздо меньше, чем в Западной Европе и Америке того времени, размышляли о биологическом назначении полов и распределении гендерных ролей. Хотя роли в обществе и семье сами по себе были жестко дифференцированы и мужчины обладали гораздо большей властью, чем женщины, отдельный человек, исполнявший четко определенную роль (например, «матери», «отца», «хозяйки/хозяина» или «воспитателя»), мог, если того требовали обстоятельства, позволить себе известную гибкость[845]. В доме Чихачёвых для Натальи было целесообразно играть роль хозяйки, а для Андрея – воспитателя. Поскольку такое распределение ролей их полностью устраивало, Андрей писал о нем как об идеальной организации семейной жизни, которую, как он допускал, читатели могли счесть подходящей и для своих семей. Однако он также знал, что иногда обстоятельства делали такую идеальную ситуацию невозможной: например, в случае Якова, который управлял собственными имениями, одновременно занимаясь интеллектуальными упражнениями и участвуя в губернской общественной жизни в той мере, которая приличествовала дворянину его положения. Поэтому мужчинам надлежало иметь общее представление о ведении усадебного хозяйства, которым в обычных условиях занимались женщины, тогда как дворянки-управительницы должны были уметь выполнять те виды работ, которыми под их надзором занимались крепостные. Даже такой человек, как Андрей, намеренно отстранявшийся от «департамента» управления имением, был убежден в необходимости понимания философских, социальных и экономических аспектов землевладения. Глубокое, квазинаучное знание таких предметов было необходимым аспектом мужской роли, позволявшим успешно заботиться о «высшем благе».

Яков был полностью с этим согласен. Опубликованные в «Северной пчеле» «хозяйственные статьи» некоего Шелехова возбудили в нем «стремительное желание иметь целую книгу и сделаться хозяином». Характерно, что, упоминая вопросы земледелия, Андрей рассуждает о всеобъемлющих теориях улучшения землепользования и новых решениях известных проблем, а не о ежедневной раздаче распоряжений относительно работников, припасов или произведенной продукции[846]. Не важно, идет ли речь о возвышенных или повседневных вопросах и каковы жизненные обстоятельства конкретной семьи, по мнению Андрея, ни в коем случае не следует пренебрегать формальным обучением сыновей и дочерей ведению сельского хозяйства и управлению имением (как это, несомненно, делали многие дворяне, располагавшие состоянием, которое позволяло им бросить своих крепостных на произвол наемных управляющих, или рассчитывавшие такое состояние приобрести).

А потому Андрей «возрадовал[ся] как младенец игрушке» учреждению земледельческого училища для потомственных дворян, хотя «малолетних ни детей своих, ни родственниковых» к тому времени не имел[847]. Соответственно, его бесплатная общественная библиотека предназначалась для читателей из небогатых классов, включая крестьян[848]. Он также пространно пишет о важности обучения дворянской молодежи ведению сельского хозяйства, поскольку эта наука была ключевой для будущих землевладельцев, которым предстояло жить в значительно усложнившемся мире с более широкими возможностями по сравнению с опытом самого Андрея и людей его поколения. Таким образом, Андрей приветствует науку и познание, благодаря которым землевладельцы должны еще лучше исполнять свою извечную роль. Он считает, что они терпят неудачи из‐за неподготовленности (а не недостатков общественного устройства, деспотически возвышавшего одних людей над другими), и призывает читателей, оставаясь верными богоданному социальному строю, тем не менее осознать, что одного рождения в высшем сословии недостаточно для того, чтобы дворянин мог исполнять свой долг и понимать издержки ситуации, когда, унаследовав землю, помещик (или по умолчанию находившаяся подле него супруга) оказывается не способен сам ею компетентно управлять.

Доводы Андрея практические; он предполагает, что молодые дворяне могут поступить на военную или гражданскую службу, но что третий путь – управление помещичьим хозяйством – является «не менее важным, многотрудным и священным» и отличается тем, что, как часто считается, не требует никакой подготовки или обучения: «[Мы] почти что так рассуждаем: „ну Бог даст со временем научится хозяйничать и управлять; был бы добрый человек, да была бы охота“». Но, настаивает Андрей, «можно ли иметь охоту к тому, к чему я не готовился, что мне не объяснялось, что во мне не развивалось, в чем я не совершенствовался». Все занятия требуют «специального изучения» вне зависимости от того, вменены ли они человеку в обязанности: обучение и подготовка являются долгом в той же мере, что и собственно управление имениями, или, скорее, одно невозможно без другого: «Без специального изучения, не ждите ни в чем изящного: все будет обыкновенное, дюжинное, с девизами: авось, да кое-как, да как-нибудь». Затем Андрей описывает дворянина, приезжающего управлять своими землями лишь в зрелом возрасте, около сорока лет. Годы, когда формировался его характер, этот дворянин провел на военной или гражданской службе, «напитываясь всеми разнородными мыслями свободного ‹…› времени, приучив себя к деятельности и воззрению, совершенно ‹…› чуждым сельского хозяйства». Андрей пишет, что у такого человека не только не будет умений и знаний, необходимых для управления имением, но и что его «телесный состав» ослабеет, что он будет слишком привычен к городской жизни и потому будет утомляться «продолжительным бодрствованием», бояться «воздушных перемен» и, «не имея привычки к действиям ошибок, неудач, убытков, обманов и всяких невзгод хозяйственных ‹…› [станет] бесполезным, жалким существом»[849]. Обычно живое воображение Андрея просто отказывается представлять себе жизнь, лишенную цели.