Книга Жемчужина Санкт-Петербурга - Кейт Фернивалл

— Аркин! Где она?

Аркин не издал ни звука, но Лариса громко вскрикнула.

— Это не я его привела, Виктор. Клянусь. — Похоже, она его боялась.

Йенс не обратил внимания на ее слова.

— Где она? — Пистолет был нацелен в голову Аркина.

Аркин отошел от девушки, вышел на открытое место и внимательно посмотрел на Йенса.

— Инженер, — негромко произнес он, — если вы убьете меня, она тоже умрет.

Йенс опустил пистолет на правое колено Аркина.

— Слушай меня внимательно. Если не хочешь остаться без ноги, отвечай. Где они?

Аркин посмотрел на пистолет, на миг задумался, потом спросил:

— Как вы узнали про Ларису?

— Не только у тебя в этом городе есть глаза и шпионы.

— Что вы…

Голос его оборвался, когда неожиданно показавшаяся изза его спины большая рука сжала его горло.

— Помнишь нашего друга Льва Попкова? — Йенс ударил рукояткой пистолета Аркина в челюсть. Тот охнул. — Изза тебя его пытали в охранном отделении. Не забудем и дыру у меня в груди, которая оказалась там тоже по твоей милости. И Льву, и мне доставит огромное удовольствие отблагодарить тебя за все это пулей в лоб.

— Я для начала ему башку оторву, — прорычал Попков.

Лариса взвизгнула.

— Нет, — качнул головой Йенс. — Сперва я прострелю ему правое колено, потом левое.

Аркин дернулся, но вырываться из рук Попкова было все равно что пытаться освободиться из лап медведя. Когда казак чуть не раздавил его ребра, шофер затих. Йенс подошел к нему ближе и четко произнес:

— Спрашиваю последний раз, Аркин. Где она?

— Пошел ты!

— Ну, пеняй на себя. — Он нацелил пистолет.

— Отпустите его! — произнесла женщина.

Йенс повернулся. Она целилась в него из револьвера. Рука ее дрожала, и от волнения она переступала с ноги на ногу, но с такого расстояния промахнуться было невозможно.

— Лариса, — спокойно произнес Йенс, — не делайте этого. Вы погубите свою жизнь и жизнь вашего ребенка. Я все равно сейчас отстрелю этому подонку ногу, если он не скажет, где сестры Ивановы.

— Если вы это сделаете, клянусь, я убью вас. — Голос женщины дрогнул. — Он нужен мне, я без него не смогу прокормить своего ребенка.

— Что ж, значит, такова судьба, — пожал плечами Йенс и повернулся к Аркину.

Рука Ларисы крепче сжала пистолет.

— Аркин, где Валентина?

Тот посмотрел на женщину, но промолчал. Йенс вздохнул, но, прежде чем он успел спустить курок, Попков неожиданно опустил руки и отошел на шаг от своего пленника. В ту же секунду Аркин рванулся с места и скрылся в темном переулке.

— Какого черта? — заорал Йенс на казака.

— Эта мышка вас застрелила бы. Какой Валентине прок от вас мертвого?

Какова цена? Этот вопрос не шел у Валентины из головы. Какую цену должен заплатить человек и где предел? Когда в споре о цене нужно ставить точку?

И кто скажет, где вина начинается и где заканчивается?

Валентина стояла, прислонившись лицом к оконной решетке. Она вдыхала запахи болотистой равнины и слушала пение птиц, словно в последний раз. Она смотрела на неровные ряды дров, уложенные поленницей в открытом сарае. С груды за ней подозрительно наблюдала крыса с надорванным ухом.

— Валя, как ты думаешь, мы завтра вернемся домой?

Она повернулась и посмотрела на сестру, лежащую на кровати. Серые линии, точно следы слез, шли от носа к уголкам губ. Валентина улыбнулась.

— Конечно, вернемся.

Аркин явился поздно. Валентина услышала, как хлопнула входная дверь. Потом раздались медленные шаркающие шаги. Значит, день прошел неудачно. Приглушенный гул мужских голосов в передней продлился не больше пары минут, после чего снова хлопнула входная дверь и девушка услышала, как их бородатый страж протопал по двору, бранясь во весь голос. Аркин не постучал, он просто повернул ключ в замке и вошел в их комнату.

— Добрый вечер, — приветствовала его Валентина.

— Вот вам на сегодня хлеб и вода.

— А морфий?

— Нет.

— Отец не заплатил? — спросила с кровати Катя.

— Нет.

Катя закрыла глаза, положила на лицо руку и больше не принимала участия в разговоре.

— Для нее ничего? — спросила Валентина.

— Нет.

Ей захотелось выцарапать ему глаза.

Люди, у которых в кармане ни гроша, сговорчивы. Йенс понимал, что за деньги можно купить информацию, но рассчитывать на преданность при этом не приходится. Ночь была потрачена впустую. Он не уставал ругаться.

Валентина. Бредя по темным туманным переулкам, он то и дело замечал ее краешком глаза. Голубое платье, грациозное покачивание бедер, голова, как всегда при встрече, чутьчуть наклонена. Ее темные глаза дразнили его. Но каждый раз, когда он оборачивался, она исчезала. Валентина. Не исчезай, не сдавайся. Останься. Останься. Со мной.

Он разговаривал с ее отцом, но разговор вышел горячим. Министр Иванов был из тех людей, которые не любят, когда им указывают, что делать, но он явно мучительно переживал за дочерей и ради них пошел на унижение — стал умолять о помощи. Однако и банки, и богатые друзья, и коллегиминистры, и даже евреи ростовщики — все они ответили отказом. Полмиллиона рублей — слишком крупная сумма, тем более что Иванов и так был весь в долгах. Но Виктор Аркин на меньшее не соглашался. Йенс решил сам раздобыть деньги, продав землю, которая принадлежала ему с Давыдовом, но выяснилось, что выручить за нее нужной суммы нельзя. Мать Валентины как будто впала в оцепенение. Она сидела неподвижно, с совершенно бледным лицом и молча смотрела в одну точку.

Только в середине этого ужасного дня Йенсу пришло в голову, что Аркину, возможно, нужны совсем не деньги и именно поэтому он назначил такой громадный выкуп. Могло статься, что истинной его целью было досадить семье Ивановых, заставить сестер страдать. Он против их желания связал их жизни с революцией. После этого Йенс перестал бегать по банкам, а начал ходить по темным переулкам и душным подвалам, где люди с красными листовками в карманах собирались, чтобы поговорить о недовольстве, разрушении и новых порядках.

— Есть такое место.

— Где?

— Гдето там… — Мужчина с веснушчатым лицом неопределенно махнул рукой в сторону окна кабака, в котором они сидели. — На болотах.

Йенс положил на стол пятидесятирублевую кредитку.

— Где именно на болотах?

— Я не знаю. Честно. Я только слышал, что говорили, будто это далеко отсюда.