Книга Привычное проклятие - Ольга Голотвина

Уанаи бежала, словно по расстеленному ковру, — ровно, красиво. Ни один вылезший на дорогу древесный корень не сумел дать ей подножку. Ни один колючий куст не посмел уцепить ее колючей лапой за одежду.

Женщина чувствовала себя легкой и свободной. Все заботы ушли, на время забылась даже цель бега. Хотелось петь без слов, но петь было нельзя, чтобы не сбить дыхание. Три шага — вдох, три шага — выдох…

Поэтому Уанаи для полноты счастья сделала то, чего в здешних краях не умел почти никто: раскрыла свое сознание лесу, текущему у плеча неровной стеной. И тут же в мозг хлынуло ответное: сонные, медленные мысли медведя, что далеко в чаще укладывается в берлогу; хищное веселье двух волков, что затеяли потасовку в шутку, но она вот-вот перерастет в настоящую драку; голодная, жадная злоба куницы, только что промахнувшейся в прыжке по взлетевшему глухарю; смятение, испуг и радость спасения глухаря; любопытство ворона, что с придорожного дерева глазеет на странную путницу…

Уанаи не повернула головы, чтобы увидеть птицу. Не глазами, а душой ощущала она, что лес вокруг полон жизни.

Лицо ксуури оставалось неподвижным, но глаза светились весело и молодо. Сейчас она не только выглядела, но и чувствовала себя девчонкой. Но кто увидел бы ее такой?

Внезапно веселье исчезло из глаз бегущей разбойницы, губы сжались чуть тверже: ксуури ощутила далеко впереди то, что нельзя было спутать с клубком простых звериных эмоций.

Разум. Человеческий разум.

Какой-то путник неторопливо шел навстречу по дороге.

Красивый, летящий рисунок бега не нарушился и не замедлился, но правая рука женщины немного изменила движение, коснувшись легкой куртки — там, где под одеждой скрывался нож в кожаных ножнах.

Нет. Сейчас это не понадобится. Уанаи промчится мимо путника, словно серебристая тень. Но все же надо заранее понять, кто там медленно бредет по осенней грязи…

Ксуури приказала себе забыть о простой звериной жизни, неспешно вершившейся в чаще. Лес стал мертвым и пустым. Остался лишь сгусток разума — там, впереди, на дороге.

Уанаи сосредоточилась и метнула свои мысли вперед, словно копье.

И почти сразу голова ее сильно качнулась назад, как от удара.

Ответ!

Отклик!

Как если крикнуть: «Ау!» — и услышать: «Эгей! Ау!» Не эхо! Живой человеческий голос… Но это немыслимо! Разве в этой стране глухих и немых кто-то владеет Речью Души?

Да. Владеет. Одна женщина…

Губы ксуури дрогнули и разошлись в улыбке, такой странной на фарфоровом лице.

«Здравствуй, мудрая госпожа!» — без слов крикнула Уанаи.

И услышала беззвучное: «Здравствуй, умница…»

Ну, конечно! Гульда!

Каким же это было счастьем — поговорить с кем-то на Истинной Речи!

«Вастер разыскала с воздуха наш лагерь и послала отряд стражников — докучать моим людям… Передать этой наглой женщине привет от тебя?»

«Передай, что у меня ее шкатулка».

В этот миг вдали на дороге появилась темная точка, превратилась в крошечную фигурку, которая росла и приближалась.

«Ты уверена? Она захочет расправиться с тобой!»

Она была уже рядом — грузная, тяжело опирающаяся на посох старуха. Из-под наброшенного на голову капюшона выбились растрепанные седые пряди.

Уанаи промчалась мимо, не замедлив бега и даже не повернув головы. Три шага — вдох, три шага — выдох.

Бабка Гульда остановилась, глядя вслед ксуури. Мысленная беседа продолжалась.

«Не думай, умница, что я боюсь эту потаскуху. Скажи ей, что я иду в „Посох чародея“».

«Скажу».

Уанаи уже скрылась из виду. Старая нищенка побрела дальше. Дорожная грязь облепила ее стоптанные мужские сапоги.

А ксуури бежала так, словно только что начала этот немыслимый бег. Словно не должна была уже шататься от усталости.

Сказать? О да, Уанаи скажет глупой женщине из замка, где ее шкатулка. И пусть эта тварь, живущая краденым колдовством, сама нарывается на неприятности.

Три шага — вдох, три шага — выдох…

* * *

— Лодки держать наготове, пленников вывести на палубу, как только я сойду на берег, — распорядился король, с неприязнью глядя на вытянувшийся в реку с другого берега небольшой песчаный мыс, увенчанный каменной чашей. Черная, широкая, она притягивала взор и наводила на мрачные мысли о крови, пролитой здесь когда-то во славу жестоких древних богов. Имена богов давно забылись, а чаша стояла…

Впрочем, король был угрюм не от этих размышлений.

Он не думал сейчас о том, что давний враг прижал его к стене и заставляет действовать по своему приказу. Не тревожился о своем престоле, которому грозила опасность. Не прикидывал, как парировать хитрый выпад Шадхара.

Тореол видел тонкие женские руки, защитным движением опустившиеся на высокий живот. Извечный жест будущей матери, бессознательно оберегающей свое дитя…

Король раздраженно качнул головой: долой воспоминания о любимой! Не хватало расчувствоваться, сорваться, наговорить лишнего… дать врагу преимущество…

Бедняжка Фаури сейчас переживает за двоих… нет, за троих! А Тореол — мужчина, который защищает свою семью. Ему нельзя быть слабым. Нельзя раскисать!

По черной глади к кораблю скользила лодка, и король обрадовался поводу отвлечься от тяжелых мыслей.

— Наши возвращаются из дозора?

— Да, государь, — ответил сотник. — Обшарили лес на том берегу.

Корабль причалил к берегу напротив места встречи, и теперь широкая гладь Тагизарны отделяла короля от Жертвенной косы — этого потребовал Шадхар в письме, присланном с голубиной почтой.

Вспомнив о письме, король обернулся к Незаметному и мстительно сказал:

— Голубок-то из тех, что Аурмет с собой взял, верно? Ну я этого идиота…

Незаметному не надо было объяснять, о каком голубе идет речь.

— Да, государь. Высокородный господин допустил чудовищную неосторожность, позволив заговорщикам украсть почтового голубя.

— Только ли неосторожность? Этот хлыщ был одним из Стаи. Что, если он помогает Шадхару?

— Вряд ли. У господина для этого… ну, скажу напрямик, маловато ума.

— Ладно, потом разберусь… Кого там наши парни привезли?

Из лодки на борт поднялись один за другим дружинники, а с ними — незнакомец: сутулистый, жилистый человек лет тридцати. Лицо бледное, усталое, глаза возбужденно блестят. Старается держаться достойно, но выдает волнение тем, что то и дело нервно потирает свой высокий, с залысинами лоб.

Один из дружинников поклонился королю:

— Вот, государь, встретили человека, он нас умолил доставить его на борт. Увидел на мачтах королевские знаки — и рвется рассказать о каком-то злодействе. Причем обязательно королю, никак иначе. Говорит, сами боги вывели его к реке именно сейчас…