Книга Билет в никуда - Саймон Дж. Морден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем неуверенность. Потом надежда. Потом… В свое время Фрэнк забыл об этом, поскольку его мысли были заняты другими, более важными делами. Странно, что угроза неминуемой смерти могла стать чем-то обычным, однако это было так. Фрэнк находился на Марсе сколько – девять, почти десять месяцев, так? И каждый день он облачался в скафандр и выходил в самую враждебную среду из всех тех, с какими только приходилось сталкиваться человеку.
Нормально. Это было совершенно нормально.
Было время, когда Фрэнк начинал мучиться тем, что он больше ничего не чувствовал. Словно уже лежал в могиле. Тишина. Неподвижность. Здесь же он был живым и наслаждался жизнью.
Быть может, в конце концов «Ксеносистемы» оказали ему услугу.
Люси не поднимала руку. Фрэнк чувствовал, что сделал доброе дело. В прошлом он уже совершил дурной поступок, давным-давно. И нынешнее добро не отменило содеянное им зло, Фрэнк это понимал, но, быть может, ему удалось заслужить хоть какое-нибудь прощение.
[Стенограмма допроса Бенджамина Джонатана Коэна, проведенная агентами (отредактировано, обозначен как агент № 1) и (отредактировано, обозначен как агент № 2) в присутствии Стивена Бака, адвоката, 17.03.2049 в Солт-Лейк-Сити, штат Юта]
А. № 1: Расскажите нам про Луизу.
Б. Дж. К.: Луиза – это все мы.
А. № 2: Все вы или кто-то из вас?
Б. Дж. К.: Тот, кто находился в данный момент на дежурстве. Мы работали примерно по восемнадцать (18) часов подряд, но когда-то мы все-таки должны были спать. А марсианские сутки на тридцать семь (37) минут длиннее земных. Через двадцать (20) суток цикл день-ночь смещается на противоположный. Никто не смог бы в одиночку быть Луизой.
А. № 1: Каким же образом вам удавалось обеспечивать преемственность?
Б. Дж. К.: Наверное, так же, как это бывает у писателей при коллективном творчестве. Кто-то говорил: «Это не в духе Луизы» или «Луиза не использовала бы такое выражение», и текст составлялся очень быстро. Мы понимали, что должны сохранить Фрэнка в составе команды. Только так можно было добиться каких-либо результатов.
А. № 2: Луиза была «добрым полицейским»?
Б. Дж. К.: Ну да, разумеется. Мы имели дело с изгнанником, изголодавшимся по человеческому общению, по женскому обществу. Поэтому мы флиртовали с ним, давали ему почувствовать, что мы на его стороне в противостоянии с руководством компании, что, по нашему мнению, с ним поступили бесчестно. Сами понимаете. Держись, парень.
А. № 2: Парень или «макака»?
С. Б.: Можете не отвечать на этот вопрос.
А. № 1: Все, кто выдавал себя за Луизу: они работали в Центре управления?
Б. Дж. К.: Отдельной команды тех, кто изображал Луизу, не было.
А. № 1: И вы сами все это время работали в Центре управления?
Б. Дж. К.: (разговор шепотом с С. Б.)
С. Б.: Мой клиент хотел бы знать, какое соглашение вы можете ему предложить.
А. № 1: Сомневаюсь, что на данном этапе нам нужно предлагать кому бы то ни было какие-либо соглашения.
Б. Дж. К.: (разговор шепотом с С. Б.)
Б. Дж. К.: Да.
А. № 2: В течение всего срока? Начиная с июня 2048 года?
Б. Дж. К.: Да.
А. № 1: Хорошо. А теперь хотелось бы услышать от вас кое-какие фамилии.
[конец стенограммы]
* * *
Все свелось к тому, чтобы определить, где Земля, после чего закодировать ее перемещение последовательностью команд, управляющих работой сервомоторов спутниковой тарелки, чтобы антенна постоянно оставалась направленной в нужную точку на небе.
Юнь объяснила, что задача эта сложная. Обойти специально предназначенные для этого спутники связи, находящиеся на орбите, и «позвонить» напрямую домой с помощью оборудования, которое имеется на ПМБ, трудно именно потому, что никто и предположить не мог, что подобная необходимость когда-либо возникнет. Поэтому преобразование чисто цифровой системы в аналоговую, с возможностью обратного восстановления, требовало времени и технических ресурсов.
Разумеется, Юнь справилась с задачей меньше чем за неделю. Затем еще одна неделя от первого сигнала о бедствии до примитивной передачи текстовых сообщений. О видеосвязи пока что не было и речи, но теперь уже можно было подумать об отправке сжатых голосовых сообщений через Глубинную космическую сеть.
Сообщения из дома. Сообщения от родных, от друзей, от товарищей по работе. Это стало огромным прорывом. Но каждый день, когда Марс отворачивался от Земли, на долгих двенадцать часов снова наступало молчание.
Это событие не прошло мимо Фрэнка. Просто в отличие от остальных членов экипажа оно не имело для него такого значения. Луизы больше нет. На «Ксеносистемы» ему наплевать. А Люси безвылазно находилась в центре управления и связи, стараясь передать домой как можно больше информации о том, что произошло.
Иногда Фрэнк приносил ей поесть – только это ему и оставалось, – в то время как она диктовала очередное пространное сообщение. Люси неизменно ставила запись на паузу и обменивалась с ним ничего не значащими любезностями, однако чувствовалось, что ей не терпится поскорее продолжить свою работу. Фрэнк понимал, что существует давление со стороны НАСА, однако в детали его не посвящали.
Ближайшие четыре месяца ему предстояло носить на руке надувной бандаж, причем первые два месяца – не снимая. Рентгена у Фэна не было. Не было у него также и штифтов и пластин, которыми он, вероятно, воспользовался бы на Земле. Рука срастется криво и уже никогда больше не будет такой, как прежде, даже если все остальное сложится хорошо.
Лангет шел от запястья до локтя. Фрэнку приходилось носить травмированную руку на перевязи, а это означало, что она всегда была у него перед глазами и он сквозь прозрачную оболочку видел, как кожа у него пожелтела, затем покрылась черными пятнами. Было больно, особенно по ночам, когда он не мог занять голову другими мыслями.
Ему не хотелось принимать никаких обезболивающих препаратов… по определенным причинам. Но иногда, лежа на койке в кромешной темноте, Фрэнк кусал зубами одеяло, чтобы не кричать от боли. Он не сомневался в том, что Фэн не будет иметь ничего против, если его разбудят, – врач сам это предложил, – однако пока что Фрэнк не притрагивался к протянутому ему спасательному кругу.
В холодном свете дня он недоумевал почему. Однако ночью он упрямо держался. Иголки и булавки. Периодические острые боли. Постоянная ноющая пульсация. Зуд, проникающий до мозга костей. Состояние боли стало для Фрэнка чем-то обычным. Он надеялся, что будет лучше. И разочарование еще больше усиливало дискомфорт.
То, с чем не мог справляться одной рукой Фрэнк, – практически все, за исключением работы в теплице и переноски легких вещей, – взял на себя Джерри. Фрэнк не мог выходить наружу. В последний месяц Марс он видел только в крошечное окошко в шлюзовой камере; и пусть это была лишенная воздуха красная пустыня, где в ядовитой замерзшей земле ничего не могло расти, но он по ней скучал. Казалось бы, такое простое дело – облачиться в скафандр, выйти наружу и вместо низкого потолка увидеть над головой небо; но это доставило бы ему огромное облегчение. Однако об этом не могло быть и речи, и по-прежнему оставалась надежда на восстановление работоспособности левой руки. Обязанностями Фрэнка занимался Джерри, надевая скафандр Леланда.
