Книга Топ-модель - Кэтрин Коултер

— Так-так, сейчас я попробую догадаться, что с тобой. Похоже, что ты заразилась чумой.

— Нет, это не чума. Это намного хуже.

— Возможно, но я все равно хочу проверить твои подмышки, чтобы окончательно убедиться, что ничего страшного не произошло.

— Нет-нет, все дело в том, что я просто не могу… Сперва меня удивило, что я набрала лишних пару фунтов, хотя практически ничего не ела, а потом была задержка… И вот сейчас… зло

— А-а-а, — со знанием дела протянул Тэйлор. — Теперь все понятно. Ну конечно же, это не чума. Это еще одно доказательство того, что я вел себя как сумасшедший сексуальный маньяк. Впрочем, ты тоже хороша.

— Слава Богу, что это не случилось вчера.

— Да, действительно, — согласился с ней Тэйлор, а потом подошел к ней и крепко обнял за плечи. — Больно?

— Немного.

— Ложись в постель, а я сейчас принесу тебе эти магические таблетки.

На этом все и кончилось.

Когда Тэйлор улегся рядом с ней и крепко прижал ее к себе, чувствуя, что она начинает понемногу успокаиваться, его охватил новый прилив нежности.

— Линдсей, — тихо сказал он, переходя на шепот, — не забывай, пожалуйста, о том, что я люблю тебя даже тогда, когда твое тело дает мне лишь душевное тепло.

Во вторник Тэйлор наконец-то полностью раскрыл «Дело о жене-мошеннице», как он его назвал некоторое время назад. Он давно, уже стал давать яркие названия своим делам, так как надеялся в душе, что, когда ему стукнет восемьдесят лет, эти названия, придуманные им по образцу Перри Мэйсона, помогут ему восстановить в памяти все подробности того или иного дела. В полдень он встретился с обманутым мужем и предоставил ему все необходимые доказательства для начала судебного процесса. Тот был в такой ярости, что Тэйлор даже не рискнул выразить ему свое сочувствие по этому поводу. Он уже успел вызвать полицейских, чтобы те задержали его жену, и даже связался с окружным прокурором.

Направляясь домой по Пятой авеню, Тэйлор весело насвистывал, размышляя об одной компьютерной головоломке, которую услужливо подбросил ему один из приятелей с западного побережья. День был солнечным и очень приятным, хотя и не теплым. Для Нью-Йорка это был просто великолепный день, несмотря на то, что столбик термометра застыл на отметке сорок градусов. Потом он вспомнил о Линдсей и улыбнулся. Сегодня утром за завтраком, когда он торопливо поглощал овсяную кашу из огромной тарелки, а она нехотя пожевывала кусочки поджаренного хлеба, между ними произошел любопытный разговор.

— Давай куда-нибудь пойдем в четверг вечером, — неожиданно предложила Линдсей удивительно спокойным голосом.

— В четверг вечером? Это что, какой-то особенный день?

Она густо покраснела, но он насупился, склонившись над тарелкой.

— Ну, в некотором роде. По крайней мере для меня. Тэйлор отправил в рот очередную ложку каши и пристально взглянул на нее.

— Хорошо. Давай позвоним Иноку и Шейле и посмотрим, что можно придумать. Неплохая идея.

— Я не это имела в виду, Тэйлор!

— Да? — удивился он, рассеянно глядя на нее.

Линдсей еще больше покраснела, а потом увидела веселые огоньки в его глазах и со злости швырнула в него куском хлеба.

— Ты вредный тип, и тебя нужно… гофрировать!

— Нет, что угодно, но только не это, моя госпожа. Уж лучше отстегать меня колючим шиповником!

Линдсей нахмурилась:

— Нет, это уж слишком.

Тэйлор долго хохотал над этим, а потом подошел к ней, нежно обнял сзади и прижал к себе так крепко, что она чуть не задохнулась.

— Давай останемся в четверг дома и будем отмечать этот праздник не менее двенадцати часов подряд.

Тэйлор снова улыбнулся, вспомнив этот утренний разговор. Интересно, как там у нее дела с этими дурацкими съемками в лыжных костюмах? Слава Богу, что хоть день выдался погожий, а то бы она просто-напросто задубела в своем лыжном костюмчике. Ему почему-то всегда казалось, что рекламировать лыжные костюмы нужно где-нибудь на снежных склонах горы, а не на площади Вашингтона, как решили организаторы съемок.

А на съемочной площадке в это время царил жуткий беспорядок. Все не ладилось, и Линдсей с тоской поглядывала на режиссера и часто вздыхала. Конечно, у него были серьезные проблемы во взаимоотношениях с персоналом группы, но это еще полбеды. Самое главное заключалось в том, что он был слишком самонадеянным и в то же время поразительно невежественным, что делало сам процесс подготовки к съемке практически невозможным. Что же касалось фотографа, то он был достаточно опытным и квалифицированным, но слишком мягкотелым, чтобы успешно противостоять дурацким затеям режиссера. Он вообще не оказывал никакого влияния на съемочную группу, и в результате Линдсей чувствовала себя совершенно глупой куклой в лыжном костюме, а вся команда превратилась в толпу озлобленных и измученных долготерпением людей. Даже гримеры стали какими-то нервными и слишком часто приставали к ней с идиотскими замечаниями. Режиссер метался по всей площадке, дико орал, но дело от этого не выигрывало. Прошел слух, что он доводится племянником президенту фирмы, производящей спортивную одежду, и именно поэтому ведет себя безобразно, не считая нужным посоветоваться со знающими людьми. Специалисты по рекламе нервно кусали ногти, стараясь хранить спокойствие и лишь изредка подбрасывая ему те или иные советы. Несмотря на их весьма деликатный и сдержанный тон, граничащий с искусством дипломатов, делу это не помогало. Режиссер все время приставал ко всем, требуя от них невозможного, со всеми переругался и, в конце концов, добился своего. Все группа убедилась в том, что он безмерно глуп и бездарен. Даже Демос утратил присущее ему чувство спокойствия, вконец разозлился и ушел прочь. Линдсей тоже разозлилась и в сердцах обозвала его трусом, с чем тот охотно согласился.

Тяжело вздохнув, она прислонилась к стойке декорации. Бог знает сколько еще придется ждать начала съемок. Ее партнер по съемкам Барри что-то ожесточенно доказывал режиссеру, а потом махнул рукой, отошел в сторону и, когда увидел, что тот отвернулся, показал ему средний палец. После этого он с чувством выполненного долга направился к столику и уселся за шахматную доску. Площадь Вашингтона была достаточно странным местом. Здесь собирались самые разные люди — от любителей шахмат, гроздьями висевших над шахматными столами, до предприимчивых торговых жучков, которые вели свои дела, не обращая внимания на прохожих и зевак. Ну и, естественно, местные проститутки. Их здесь было немало, и они таращили на нее глаза, не понимая, что в ней есть такого, чего нет у них. И у тех, и у других бизнес шел очень оживленно, чего нельзя было сказать о съемочной группе. Здесь царило полное затишье, прерываемое лишь громкими воплями режиссера. Вся съемочная группа уже разозлилась до предела и, казалось, потеряла всякую надежду на благополучный исход дела. Рассредоточившись небольшими группами, они тоскливо зевали и со скучными лицами бродили по площадке. Линдсей стояла около огромной декорации, призванной изображать снежную вершину. Компания по производству лыжной спортивной одежды не поскупилась на расходы, потратив на все эти декорации более шестидесяти тысяч долларов. Деньги сделали свое дело. После долгих и мучительных переговоров с городскими властями фирма в конце концов добилась разрешения возвести на одной из главных площадей города огромные декорации высотой не менее сорока футов, а также огромный подъемник для лыжников, но, к сожалению, бестолковый режиссер все никак не мог придумать, каким образом соединить в единую композицию ведущую модель Иден и этот дурацкий подъемник. Причем все это должно было находиться на одном снимке, но размеры подъемника никак не укладывались в кадр. Кстати сказать, подъемник для лыжников был сделан превосходно. Там было даже кресло для пассажира, но она еще даже не пыталась испробовать его в деле. Высоко над ее головой висела гондола воздушного шара, слегка раскачиваясь на ветру.