Книга Керенский - Владимир Федюк

В Могилев поезд Алексеева прибыл в три часа дня 1 сентября. На вокзале его встречали Лукомский и несколько других офицеров. Алексеев задержался для разговора со встречающими, а к Корнилову был командирован помощник Вырубова — Марковин. Он приходился Корнилову шурином, давно был знаком с ним и должен был подготовить его к визиту Алексеева. Как оказалось, Корнилов был очень раздражен против Алексеева. Он полагал, что тот если и не участвовал сам в "заговоре", то сочувствовал ему, и потому не имеет права выступать от имени правительства. "Пусть Алексеев пожалует сюда, — говорил Корнилов Марковину. — Я ему все выпою. А обо мне, пожалуйста, не беспокойся. Пустить себе пулю в лоб я всегда успею".[371]

Взаимная неприязнь двух генералов ни для кого не была новостью. Корнилов помнил, что Алексеев в апреле помешал назначению его главнокомандующим Северным фронтом. Сейчас Корнилов был глубоко убежден в том, что именно Алексеев своим авторитетом спас Временное правительство. Кто-то рассказал ему, что Алексеев вместе с Савинковым разрабатывал план обороны Петрограда от "корниловских" войск. Несмотря на то что это было ложью, Корнилов ей поверил. Позднее он говорил Деникину, что никогда не забудет и не простит этого.[372]

Алексеев приехал в губернаторский дом в сопровождении Вырубова и, не задерживаясь, прошел в кабинет к Корнилову. Двери за ним плотно закрылись. Вырубов остался ждать в приемной. Здесь же находились адъютанты Корнилова и некоторые чины штаба. Время тянулось страшно медленно. Не выдержав ожидания, из жилых комнат в приемную пришли жена и дети Корнилова. Наконец через два часа из кабинета вышел Алексеев. Он был настолько взволнован, что не заметил никого из находившихся в помещении. Алексеев стал спускаться по лестнице, Вырубов поспешил за ним.

Алексеев отправился в аппаратную и попытался связаться с Керенским. Керенский пообещал Алексееву, что никаких карательных мер против Ставки предпринято не будет. Однако Керенский потребовал немедленного ареста вождей "заговора". По его словам, в Петрограде распространяются слухи о том, что правительство бездействует и даже сознательно щадит мятежников. Известия об арестах в Могилеве должны были положить конец подобным толкам.

Около одиннадцати вечера Алексеева вызвал к аппарату полковник Барановский. Он еще раз повторил требование Керенского относительно ареста Корнилова и других генералов. Алексеев ответил, что час назад генералы Корнилов, Лу-комский, Романовский, Плющик-Плющевский арестованы. На первых порах их поместили под домашний арест, но в тот же день были приняты меры по освобождению от постояльцев лучшей в городе гостиницы "Метрополь". Для того чтобы избежать возможных эксцессов, перемещение арестованных в "Метрополь" было решено организовать тайно. В ночь со 2 на 3 сентября лил холодный дождь. Около трех часов после полуночи два эскадрона кавалерии вытянулись цепью вдоль улицы от губернаторского дома до подъезда "Метрополя". Комендант Ставки по списку проверял прибывших и направлял их в отведенные для них комнаты. В начале четвертого на автомобиле подъехал Корнилов. Внешне он был абсолютно спокоен и даже шутил со своими адъютантами. Двери закрылись, и у входа в гостиницу встали часовые. "Корниловская история" пришла к своему концу.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

У КРАЯ ПРОПАСТИ

В тот год осень в Петрограде началась рано и как-то внезапно. В день, когда газеты сообщили об аресте Корнилова, еще светило солнце, а назавтра зарядил мелкий непрекращающийся дождь. Именно такой увидел российскую столицу американский журналист Джон Рид: "Сентябрь и октябрь — наихудшие месяцы русского года, особенно петроградского года. С тусклого, серого неба в течение все более короткого дня непрестанно льет пронизывающий дождь. Повсюду под ногами густая скользкая и вязкая грязь, размазанная тяжелыми сапогами и еще более жуткая, чем когда-либо, ввиду полного развала городской администрации. С Финского залива дует резкий, сырой ветер, и улицы затянуты мокрым туманом".[373]

Вечером в городе царил мрак. Даже на Невском, когда-то сиявшем огнями, редкие фонари горели вполнакала. В частные квартиры электричество подавалось только с шести вечера до полуночи. Одинокие прохожие спешили поскорее добежать до дома: воры и грабители орудовали в Петрограде совершенно безнаказанно. В городе появилось много пьяных, несмотря на то что еще с начала мировой войны в России действовал сухой закон. Временное правительство подтвердило запрет на "продажу для питьевого употребления крепких напитков и спиртосодержащих веществ". Тем не менее подпольные "шинки", где изготовлялся и тут же продавался самогон, можно было встретить повсюду, и в столицах, и в провинции.

Осенью из самых разных городов все чаще стали поступать известия о погромах винных складов. "Грабеж происходил по шаблону. Откуда-то появлялась небольшая группа людей, бросавших жадные взгляды на окна и двери. Некоторое время поколебавшись, самые решительные из них пробивались внутрь помещения и хватали первые бутылки. За ними немедленно следовали разгоряченные мужчины и женщины, которые набивались в склад и отчаянно боролись за каждую бутылку вина или ликера. Вызывали милиционеров, которые в ряде случаев действительно пытались остановить грабеж, но чаще они беспомощно наблюдали за происходящим или даже сами принимали участие в грабеже".[374]

Пьяные погромы стали настолько массовым явлением, что Керенский был вынужден в этой связи выпустить особое воззвание. "Представители безответственных групп и темных сил России путем спаивания хотят внести разруху в народ, привести его к анархии, вновь восстановить старый порядок… Доходят тревожные слухи, что воинские части, руководимые такими лицами и группами, то здесь, то там разбивают винные и спиртовые склады. Бессознательные солдаты напиваются до невменяемого состояния, толпы буйствуют, творят насилие, совершают преступления. Если так пойдет дальше, молодая Россия скоро утонет в пьяном море, среди грабежей, пожаров и насилий… Я требую задержания виновных и предания их суду. Все склады, погреба и магазины со спиртными напитками приказываю отныне охранять вооруженной силой и впредь не допускать никаких уклонений от этого моего приказа. Свобода в опасности, наш долг ее защитить".[375] Но призывы мало помогали, и пьянство чем дальше, тем больше приобретало массовый характер.

Настроения обывателя были под стать пасмурной погоде. С фронта ежедневно приходили пугающие известия. "Великая и бескровная" вновь обернулась массовыми бессудными расправами. Отовсюду поступали сообщения об убийствах офицеров, обвиненных в сочувствии Корнилову. В непосредственной близости от столицы, в Выборге, были замучены и убиты комендант крепости генерал Степанов, генерал Ора-новский и два десятка старших офицеров.