Книга Грешница - Петра Хаммесфар

Это было неправильно. Все это было неправильно. Но чудесно. Живот жгло огнем, шампанское било в голову, в крови кипел кокаин, и повсюду был Джонни.

В какой-то момент я снова посмотрела на диван. Мне почти ничего не было видно – нога Тигра заслоняла мне обзор. Я видела только спину. Голую спину, широкую и темную в мерцающем ярком свете. В первую секунду я не поняла, что происходит. Магдалина больше не лежала у Франки на коленях. Она была под ним. Моя сестра сбросила не только блузку, но и юбку, и теперь они свисали с дивана.

Все произошло очень быстро, но я видела это, словно в замедленной киносъемке. Франки любил Магдалину, сначала медленно, затем ускорил темп. Поцеловал ее. А потом вдруг остановился и вскочил.

Стоя на коленях у нее между ног, он бил ее в грудь кулаком и кричал:

– О боже!

Затем бросился на нее, снова поцеловал, зажав ей при этом нос, вскочил, опять ударил, на этот раз обеими кулаками одновременно, крича при этом:

– О боже! Ну же, давай! О боже, боже, боже! – И с каждым словом снова и снова бил ее кулаками в грудь.

Голова Магдалины металась из стороны в сторону. Правая нога свесилась с дивана. Левая лежала на спинке. А потом соскользнула вниз…

Между двумя музыкальными произведениями снова образовалась пауза, короткая, с полсекунды. Франки снова ударил Магдалину, и я услышала хруст. Я знала, что это ломаются ее ребра, но не могла броситься к сестре. Я вообще ничего не могла сделать. И подумала о ноже, лежавшем на барной стойке, и о том, куда я должна его ударить, чтобы он не убил мою сестру.

Джонни был на мне – прижимал к полу своей тяжестью. Тигр обеими руками держал мою голову. Я не могла даже закричать, потому что у меня во рту был его половой орган. Снова заиграла музыка, и Франки заорал, пытаясь заглушить шум:

– Помогите же мне! Помогите! Она не дышит.

В его глазах плескалось безумие.

Джонни наконец понял, что что-то не так, и тоже закричал:

– Ты что, спятил? Что ты там вытворяешь, идиот?

Франки не ответил, лишь снова принялся как одержимый колотить Магдалину кулаками.

И тогда закричал Тигр:

– Эта тварь меня укусила!

Он протянул руку к столику и схватил пепельницу. Я увидела ее приближение, в ней преломлялся свет. Музыка продолжала играть: «Song of Tiger». Потом стало темно и тихо…

На обратном пути Кора негромко плакала. Иногда она качала головой и плач на несколько секунд прекращался. Рудольф Гровиан решил оставить ее в покое. Застыв перед картиной, она говорила, будто в трансе; стояла прямо, неподвижно, с закрытыми глазами, сжав руки в кулаки. «Словно замерзла», – невольно подумал он. А теперь она постепенно оттаивала. И, надо надеяться, понимала, что тогда произошло.

У Рудольфа не было сомнений: Магдалина хотела этого. Она знала, что жить ей осталось недолго. Ни единого шанса спастись: ее сердце уже не справлялось с нагрузкой. Он спросил себя, что было бы, если бы Кора отказалась выполнить ее желание, сказала бы: «Ни в коем случае! Мы остаемся дома!» Тогда Магдалина, наверное, искала бы смерти в ее объятиях – и нашла бы ее. И ложное чувство вины никуда бы не делось.

Но помочь ей осознать это уже не его задача. А о том, что она услышала от Йоганнеса Франкенберга, пусть решают судьи.

Мой сын невиновен в этом кошмаре.

Это уж точно. В голову приходило только одно: слова Грит Адигар о красоте Магдалины и предусмотрительности природы. К сожалению, природа не учла силы воли этой девушки и один мужчина все же был сражен. Рудольф Гровиан не мог считать иначе. Если бы ему представилась такая возможность, он высказал бы Магдалине все, что о ней думает. Для него она стояла на одной ступеньке с безответственными идиотами, которые вылетают на встречную полосу – чтобы покончить с собой и заодно с несколькими ни в чем неповинными людьми.

Георг Франкенберг был серьезным молодым человеком, уделял время своему увлечению и общался с друзьями лишь по выходным. А поскольку родителям это не нравилось, молодые люди предавались своей страсти в доме бабушки, тайком, без их ведома.

Здание находилось в районе Гамбург-Ведель. Там родилась мать Георга. Несколько месяцев дом пустовал. Семья Франкенбергов уже подумывала о том, чтобы его продать, но пока что не нашлось покупателя, который согласился бы заплатить запрашиваемую цену. Георг часто ездил туда на выходные, чтобы присмотреть за домом. По крайней мере, так он говорил. Однако его мать уже давно подозревала, что им движет не только чувство долга.

Там бывал его друг, этот невысокий толстяк из Бонна, Оттмар Деннер. Он не нравился матери Георга. Ее сын дважды привозил его во Франкфурт. Были во взгляде этого Оттмара Деннера хитреца и жажда развлечений. А в ту субботу в мае…

Госпожа Франкенберг неоднократно пыталась дозвониться сыну в Кельн, но тщетно. Вскоре после полудня она позвонила в Гамбург. И кто же подошел к телефону? Оттмар Деннер!

Он затараторил:

– Ну наконец-то, Бёкки! Я уж думал, ты снова пропал. Я целый час жду твоего звонка. А теперь ноги в руки – и захвати по дороге бутылку огненной воды. Франки опять забыл об этом. Кокаин достанем сегодня вечером. Горячая будет ночка, чувак! Эй, Бёкки, ты чего не отвечаешь?

Госпожа Франкенберг молча положила трубку и настояла на том, чтобы немедленно поехать в Гамбург.

– Я знала, что там что-то неладно, – сказала она мужу. – Все зашло слишком далеко. Тебе придется серьезно поговорить с сыном.

Они приехали около двух часов ночи. Дверь дома была открыта. Георг сидел в подвале на полу, держа на коленях окровавленную голову обнаженной девушки и повторяя одну и ту же фразу:

– Пусть она сделает вдох… Она вдруг перестала дышать…

Йоганнес Франкенберг не понял, что имел в виду его сын. Девушка, лежавшая у него на коленях, была тяжело ранена и находилась без сознания, но явно была жива. Пока что! Однако то, что там была еще одна девушка, его жена поняла уже гораздо позже, обратив внимание на кучку тряпья. И только спустя три дня Георг смог объяснить, что Ганс Бюкклер и Оттмар Деннер вынесли ее тело из дома незадолго до их приезда.

Деннер и Бюкклер хотели увезти и Кору, но Георг не допустил этого. И он снова и снова повторял:

– Я не убивал Магдалину… Она просто вдруг перестала дышать.

«Сердечная недостаточность, – подумал Рудольф Гровиан, – или аневризма лопнула от напряжения. В любом случае это была естественная смерть – и для Магдалины, возможно, даже чудесная. Франки дал ей то, чего она хотела. Он сделал все, что мог».

То, что описала Кора, было похоже на попытки реанимировать Магдалину. А еще Рудольф Гровиан вспомнил о молодой пациентке, о которой говорил Винфрид Майльхофер. Франки сломал ей два ребра, потому что не мог смириться с ее смертью. Возможно, он увидел в ней Магдалину… «Спаситель, – подумал Рудольф. – Он действительно был Спасителем. Спас Магдалину от страданий, а Кору избавил от обузы. И только от чувства вины избавить ее не смог. Наоборот! Из-за него она теперь предстанет перед законом».