Книга Розенкрейцерское просвещение - Френсис Амелия Йейтс

Истина и основательное повествование об обретении высокопросвещенного мужа Господня Бр. C.R.C. таковы: после того как А. в Галлии Нарбонской блаженно почил, место его занял наш возлюбленный брат N.N., который, прибыв к нам и священную клятву Веры и Молчания взяв, доверчиво поведал нам, что А. подал ему надежду, что это братство вскоре не таким тайным, но всей родине германской нации пособствующим, нужным и славным будет и которого он, в своем звании, нисколько не постыдится. В следующем году, выдержав школьное испытание и, сообразно обстоятельствам, с полным дорожным снаряжением или Сумою Фортуны отбыть намереваясь, задумал он (ибо был хорошим зодчим) кое-что в этом строении переделать и более приспособить. Работая над этим обновлением, дошел он и до памятных досок, из желтой меди вылитых, которые имена каждого из братства вместе с немногим другим содержали; их хотел он под другие, более приспособленные, своды перенести. В той же [с именем] Бр. R.C. — (где он умер и в какой стране мог бы быть погребенным, было оберегаемо старшими, нам же было неизвестно) — в ней торчал крепкий гвоздь, который был с усилием вырван вместе с изрядным куском тонкой стены или штукатурки, скрывавшей тайную дверь, которая теперь, неожиданно, стала видна. С радостью и нетерпением удалили мы оставшуюся штукатурку и очистили дверь, над которой большими буквами было написано:

Post CXX Annos patebo[624]

Внизу же стояла старая надпись года. Поблагодарив Бога, в тот же вечер (желая сначала получить указания в нашей Rota) прекратили работу. В третий раз ссылаемся мы на Confessio, ибо все, что мы здесь открываем, должно служить в помощь достойным, для недостойных же должно, по воле Божией, быть мало полезным, ибо, равно как наша дверь через много лет столь чудесным образом отверзлась, должна и Европе открыться дверь, которая уже видима (ибо штукатурка удалена) и многими с вожделением ожидается. Наутро отперли мы дверь и увидели склеп с семью сторонами и углами; каждая сторона длиною 5 локтей и высотою 8 локтей. Этот склеп, хотя никогда не бывал освещаем солнцем, был ярко освещен другим, как бы подражавшим солнцу, которое стояло в центре потолка; посередине, вместо могильного камня, был круглый престол, покрытый листом желтой меди, на котором стояла надпись: А.С.R.C. Hoc universi compendium vivus mihi sepulhrum feci[625], и вокруг первого обода или края стояло: Jesus mihi omnia[626]. В средине были четыре фигуры, заключенные в круге, над которыми стояли следующие надписи:

1. Nequaquam Vacuum.

2. Legis Jugum.

3. Libertas Evangelii.

4. Dei gloria intact[627].

Все это ярко сверкало, как семь сторон, так те и другие треугольники.

Тогда опустились мы все разом на колени и возблагодарили Единого Всеведающего, Единого Всемогущего и Вечного Бога, научившего нас большему, чем весь человеческий разум изобрести мог, да будет прославлено Его Имя.

Этот склеп разделили мы на три части: потолок, или небо, стены, или стороны, пол, или основание; о небе, на этот раз, вы больше от нас ничего не услышите, кроме разве того, что оно от каждой из семи сторон по направлению к светлому центру на треугольники разделено было (что же в них содержалось, должны вы сами (вы, благодать ожидающие) — если Господь сподобит — воочию видеть). Каждая сторона была разделена на десять квадратных пространств, каждое со своим изображением и изречением, которые, все прилежно и правильно срисованные, к нашей книжечке Concentration приложены. Основание в свою очередь было также разделено на треугольники, но, так как на нем низшего князя царство и сила описаны, не может быть оное для злоупотребления лицемерному и безбожному миру передано, но тот, кто небесное противоядие знает, может безбоязненно и безопасно попереть главу древнему злому змию, чему наш век весьма благоприятствует. Каждая сторона имела дверь в хранилище, где лежали различные вещи, особенно же наши книги, которые мы и прежде имели, и среди них Vocabulario Theoph: P: ab. Но:[628] и те, о которых мы ежедневно без лжи повествуем. В них нашли мы его «Путевые описания» и «Жизнеописание», из которых большая часть настоящего почерпнута. В одних хранилищах были зеркала различных свойств, в других колокольчики, горящие лампады, некие чудесные и искусные песнопения, все таким образом вместе собранное, что даже через много сотен лет, если бы весь орден, или братство, погибло бы, все могло бы, благодаря одному такому склепу, вновь быть восстановлено. Так как мы еще не видели останков нашего заботливого и мудрого отца, то отодвинули для этого в сторону престол, благодаря чему могла быть поднята тяжелая медная доска, и нам предстало прекрасное и славное тело, невредимое и без признаков разложения, как его здесь на изображении, весьма похожем во всем одеянии и принадлежащих знаках, видеть можно. В руке держал он книжку, золотом на пергаменте написанную, G. названную, что после Библии наше высшее сокровище составляет и, понятно, не должно мирскому рассмотрению легкомысленно подвергаться. В конце этой книжки находилось следующее свидетельство: «Семя, в сердце Иисусово посеянное. — Здесь пребывает тело C. Ros. C., на 120 лет от очей мира и друзей его Скрытое[629]. Он происходил из благородной и знатной фамилии Германии и был великим мужем своего времени. Благодаря божественному откровению, возвышенному обучению и неустанному стремлению нашел он доступ ко всему тайному и скрытому в небе и человеческой природе. Во время своих странствий по Аравии и Африке собрал он сокровище, превыше королевского и царского, что для его времени, однако, не было предназначено и потому им для более достойного потомства скрыто было. После того как он его правильно поставил, верных и друг с другом надежно связанных наследников своих высоких знаний и своего имени назначил, а также обновленный мир построил, что всем движениям Вселенной вполне гармонично соответствовал и, наконец, всему случившемуся, случающемуся и долженствующему в будущем случиться надежную сводку составил, после того как более ста лет длилось его паломничество, без предшествующих недугов и болезней, которых он на своем теле никогда не испытывал, и ни от чего другого не страдая, но по зову Духа Божия — приняв объятие и последнее лобзание от своих братьев — он, наш возлюбленный отец, дражайший брат, вернейший учитель и искреннейший друг, отдал свою просвещенную душу в руки Господа и Творца своего»[630].