Книга Любовь гика - Кэтрин Данн

– Мне не обязательно к ним прикасаться, даже смотреть на них не нужно, чтобы понять, что не так, – говорил Цыпа. – Но им это нравится, а мне не трудно.

Они не давали ему ни минуты покоя. Мама ворчала, переживая за его здоровье и потерянное детство:

– Когда он лазит по деревьям? Когда он ворует конфеты в киосках? Где его друзья? Кто его подговаривает дразнить кошек или поджигать Хорсту шнурки? Они вгоняют его в гроб. Лишают ребенка нормального детства. Выпивают из него все соки. Посмотри на него! Он весь прозрачный. Кожа да кости!

Арти был доволен, но держался настороже. Приглядывал за Цыпой на случай, если тот вдруг возомнит о себе невесть что, но в глубине души был уверен, что с Цыпой в качестве «Скальпеля» ему не грозят никакие революционные перевороты. «Наша верная маленькая козявочка», – усмехался он, говоря о Цыпе. Но теперь Арти следил, чтобы в лагере артурианцев царило полное единодушие. Он ежедневно объезжал лагерь, наблюдал за работой артурианской администрации, давал представления три раза в неделю, общался с журналистами, рассылал антрепренеров по всей стране, консультировал папу по текущим рабочим вопросам и упорно сторонился мамы и Ифи.

Папа думал, что теперь, когда нас покинула доктор Филлис, он будет сам наблюдать за беременностью близняшек, но Арти поручил это Цыпе. Папа обиделся и стал проводить больше времени за бутылкой и игрой в шашки с Хорстом.

Когда мы вошли, Ифи даже не оторвалась от книги. Цыпа сидел на полу и шевелил пальцами босых ног. Я вытерла пыль, перестелила постель и собрала белье для стирки. Все это время Ифи читала. Она увлеклась детективами. Каждую неделю ей приходили по почте заказы с новыми книжками в мягких обложках. Она ежедневно ходила гулять и выполняла положенные упражнения, но неохотно и через силу: ей хотелось скорее вернуться к начатой книге.

Я вышла из спальни с корзиной, набитой грязным бельем, и посмотрела на Цыпу. Он тут же вскочил, помахал на прощание Ифи и побежал к двери, чтобы открыть ее передо мной.

– Ты привыкаешь все делать руками, – заметила я, когда мы вышли наружу.

– Элли возвращается, – произнес Цыпа, и меня приподняло на дюйм над землей так резко, что закружилась голова, а желудок подскочил к горлу.

– Цыпа, поставь меня на место! – Мои ноги коснулись земли, и желудок вернулся на место. – Ты уверен?

– Ифи знает, но боится, что Арти тоже узнает. Не говори ему, Оли. Обещаешь?

– Это ты ее возвращаешь?

Мы уже подходили к трейлеру с прачечной. Цыпа резко остановился и испуганно уставился на меня. Я заметила, что у него отрасли волосы – они уже закрывали уши. Очень скоро мама усадит его на табурет, завернет в полотенце и возьмет острые парикмахерские ножницы. Она будет весело щебетать, а он станет ерзать и морщиться, но все-таки позволит ей себя постричь.

– Это ты ее возвращаешь? – повторила я.

Цыпа моргнул и покачал головой:

– Мне даже в голову не приходило. Думаешь, я сумею?

– Откуда я знаю? Я думала, ты можешь все.

Я на него разозлилась. Да, ему только одиннадцать. Но я же не просила его пересказать мне наизусть весь учебник по географии. Это был его дар, и он сам должен знать пределы своих возможностей.

– Ну, я в основном разбираю предметы на части. Могу разобрать что угодно, – проговорил он и уставился на дверь прачечной в полном оцепенении. В его взгляде читалось искреннее изумление. Видимо, до него наконец-то дошло, что он умеет гораздо больше, чем думал сам.

Наблюдая за тем, как Цыпа проникается новым знанием о себе и своих запредельных возможностях, я решилась задать вопрос, который вынашивала в себе уже не одну неделю. С тех пор как поняла, что мои собственные возможности ограничены очень жестко.

– Цыпа, послушай. Помнишь, как ты обчищал карманы? У Арти есть сперма, такие маленькие сперматозоиды… – По крайней мере, я завладела его вниманием. – Можешь перенести эту сперму в меня, в мою яйцеклетку, чтобы у меня тоже был маленький, как у Ифи?

Вот так я и высказала свою просьбу, Миранда. Цыпа сперва отказался. Он боялся, что у него ничего не получится. Но вскоре согласился, только сказал, что сначала надо потренироваться на кошках.

На следующей неделе он оплодотворил немолодую, злющую тигрицу, которую Хорсту ни разу не удалось свести с самцом. Своенравная зверюга рвала в клочья всех кавалеров и не подпускала к себе никого. Это чудо с Лилит – так звали тигрицу – Цыпа совершил рано утром, сидя перед фургоном с кошками на перевернутом ведре. Я дежурила рядом, чтобы предупредить Цыпу, если вдруг нарисуется кто-то из страждущих артурианцев и попытается его отвлечь. Все получилось не быстро. Цыпа сидел, сцепив руки в «замо́к». Взгляд напряженный, щеки горят, на лбу – капельки пота.

Самец на другом конце ряда клеток проспал весь процесс. Лилит, которую назвали в честь нашей мамы, беспокойно расхаживала по клетке, чихала, била хвостом и сверкала глазами.

Смотреть было не на что. Я уже заскучала, но тут Цыпа шумно втянул носом воздух, медленно выдохнул и обернулся ко мне. Он протер глаза кулаками и сказал:

– Кажется, получилось.

Я принялась радостно прыгать вокруг него, хлопать его по плечам, ерошить ему волосы. Я была счастлива и довольна до ужаса, словно Цыпа сейчас все проделал не с ней, а со мной.

Цыпа согласился повторить этот трюк для меня, в подходящее время и при условии, что он, я и Арти окажемся в одной комнате, и желательно, чтобы надолго.

– Наверное, я смог бы все сделать, не видя вас обоих, но вдруг что-нибудь пойдет не так… Дело-то непростое.

Все произошло вечером, в гостиной Арти, когда у него сидел Норвал Сандерсон. Они с Арти вели свои нескончаемые беседы, Арти восседал за столом в коляске, Сандерсон развалился в кресле, вытянув перед собой ноги в свободных сандалиях. С перебинтованными пальцами на ногах он тогда мог ходить только в открытой обуви.

Цыпа лежал на ковре, делая вид, будто читает иллюстрированный журнал о странах мира. Я свернулась калачиком на приставной скамейке в углу и затаила дыхание.

Кровь стучала в висках с таким грохотом, словно сердце пробилось наверх и колотилось сейчас у меня в голове. Я не сводила глаз с Арти. Сегодня он пребывал в полемическом настроении. Ему нравилось дискутировать с Сандерсоном. В этих спорах он отдыхал душой и оттачивал свое красноречие. Сандерсон, хорошо замаскированный охотник, изображал непринужденное безразличие, но потихонечку ставил ловушки, пытаясь застать Арти врасплох и подловить на противоречиях.

Арти лишь посмеивался:

– Да ты просто садист! Понимаю теперь, почему ты ходишь безоружный. Потому что уверен, что можешь все так повернуть, чтобы я сам убился собственным оружием! Не хочешь запачкать в моей крови свои нежные лапки! Хочешь, чтобы я сам выпустил себе кишки, а ты потом будешь вздыхать, сокрушаться, качать головой… напишешь большую статью о трагическом несовершенстве. О катастрофической тяге великих к саморазрушению. Каждый хочет прикоснуться к величию. И ты видишь величие во мне. Признавайся!