Книга Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни - Дмитрий Саввин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я скажу так, – начал он, когда в столовой собрались все желающие с ним пообщаться. – Вы здесь находитесь на лечении. Понятно, бывает такое дело, бывает. А скажу также, что кое-кто из вас, прямо скажем, косит от службы. Прямо сказать, чмошники…
Солдаты переглянулись. Дежурный офицер, судя по выражению лица, был несколько удивлен таким началом, но, пожалуй, удивлен даже приятно.
– Мне это, прямо сказать, знакомо. Я сам двадцать пять лет отдал воинской службе, все это понимаю. Так вот, нужно понимать: время сейчас непростое. Тяжелое, прямо сказать, время. Страны блока НАТО продолжают свое продвижение на восток. В настоящее время уже принято принципиальное решение о развертывании системы ПРО, направленной на подавление нашего ядерного оружия. В этих условиях необходимо сохранять и крепить боеготовность наших вооруженных сил. Здесь, в Восточной Сибири, ситуация также остается непростой. На протяжении многих лет Китай готовится к вооруженному вторжению на нашу территорию. Не секрет, что территорию Мангазейской области китайцы на своих картах закрашивают в свои цвета. Напряженной также остается обстановка и в соседних регионах. Со времен вооруженных столкновений на Даманском, а также на Жаланашколе, ничего не изменилось. Принципиально не изменилось, – поправился Ревокатов, вспомнивший о том, что с тех пор прошло уже больше тридцати лет, а Жаланашколь и вовсе остался в теперь уже независимом Казахстане.
Дежурный офицер слушал с явным удовлетворением. Штампованные фразы, стандартные для арсенала всякого замполита старой школы, одна за другой вылетали изо рта отца Владимира, лаская суровую советско-офицерскую душу. На солдат они тоже действовали успокаивающе, причем в буквальном смысле: многие из них, интуитивно распознав привычную словесную жвачку, коей их регулярно угощали на службе, начали потихоньку дремать.
Ревокатов же продолжал вещать еще минут сорок, живописуя коварство НАТО и КНР и окончательно вгоняя в сон все живое. Наконец, решив, что миссия его выполнена, он подвел итог:
– Так что ваш долг, как, прямо сказать, солдат, как православных, – слово «православный» в его речи прозвучало впервые, – защищать священные рубежи нашего… нашего православного Отечества.
Заминка после слова «нашего» была не случайной – Ревокатов чуть было, по старой привычке, не ляпнул «нашего социалистического отечества», но вовремя спохватился, ввернув более уместный термин.
После этого основательно ошарашенный Артемий выступил с кратким сообщением о том, каких святых сегодня вспоминала Православная Церковь и какое сегодня читалось Евангелие…
Все еще пребывая в состоянии ошарашенности, Дмитриев добрел до Свято-Воскресенского храма, где как раз находился отец Игнатий. Ему-то он и поведал историю миссионерского похода отца Владимира в погрангоспиталь.
– А вы расскажите об этом архиерею! – посоветовал отец Игнатий.
– Как-то неудобно… – вяло возразил Артемий, не утративший еще «мирского» представления о том, что стучать нехорошо.
– Расскажите-расскажите! – настойчиво повторил настоятель. – Пусть архиерей знает, какое он чудо рукоположил!
Решив, что отец Игнатий преподал ему на сей счет благословение, Артемий с неофитской последовательностью отправился к Евсевию и все подробно ему описал.
– Вышло немного странно. Отец Владимир рассказывал о блоке НАТО, а я – о дневном евангельском чтении… – закончил свой докладодонос Дмитриев.
Евсевий никак не проявил своих эмоций, скрыв их за обычной для него сдержанной доброжелательностью, однако этот отчет о ревокатовском миссионерстве оставил у него осадок весьма неприятный. К тому же после Артемия заявился другой посетитель – Анатолий Карнухов, он же Иннокентий Океанский-Романов. Если бы Владыка Евсевий был более типичным патриархийным архиереем, он смог бы оградить себя от излишних посетителей. Но в Мангазейске были еще живы старые обычаи, когда почти любой человек – по крайней мере, церковный человек – при известной настойчивости мог преодолеть барьер в виде Натальи Юрьевны и даже благочинного.
Что же до Анатолия Карнухова, то он считался одной из достопримечательностей церковного Мангазейска – хотя и весьма специфической. Внешне это был грузный, с шарообразным пузом, пятидесятилетний человек с острым носиком (сам он называл его орлиным), на котором держались толстые очки в дешевенькой оправе жуткого дизайна. Чуть пониже очков и носа имелись усы и бородка клинышком – несколько неряшливая вследствие того, что за ее формами Карнухов следил самостоятельно, не прибегая к услугам парикмахеров. Клинообразная форма ей также была придана не случайно: «Как у государя императора!» – всегда подчеркивал он, подразумевая Николая II.
В прошлом у Карнухова был весьма продолжительный опыт церковной жизни. Он стал выпускником самого первого набора Пастырских курсов, еще при Евграфе, и от него же получил благословение на ношение подрясника. А до того, по словам Анатолия, он не один год провел на разных церковных послушаниях в Иркутске и Омске, и тамошние архиереи очень хотели его рукоположить. Он мог долго рассказывать о том, какие перед ним открывались перспективы, как омский Владыка уже собрался было купить ему дом, какой бы у него был замечательный приход, и прочее в этом роде. Правда, обо всем этом в Мангазейске знали исключительно и только со слов самого Карнухова. Кроме того, он считал себя человеком творческим, а именно писал рассказы (притчевого типа) о церковной жизни. В главном герое этих рассказов все узнавали самого Карнухова – правда, не вполне реального, а такого, каким он бы хотел стать. Иногда это был умудренный сельский протоиерей, иногда – иеромонах, с которым неизбежно приключалось что-то чудесное и поучительное. С творческими усилиями Карнухова было связано и второе его наименование – Океанский-Романов, каковым он подписывал свои произведения. Причем в последнее время, благодаря отцу Евгению Панасюку, рассказы Океанского-Романова начали публиковаться на страницах «Православного Мангазейска». Оставалось загадкой, почему Панасюк, безжалостно разогнавший старый круг авторов, вдруг проникся интересом к творчеству Карнухова (надо сказать, весьма безхитростному творчеству). Но, однако же, это произошло, и на полосах епархиального издания впервые появились такие рассказы, как «Чудо на сельском приходе» и «Случай в дороге». Героями обоих произведений был, само собой, иеромонах, в манерах которого чрезвычайно прозрачно угадывался автор.
Образ иерея или иеромонаха Карнухов избирал из раза в раз по той причине, что очень хотел рукоположиться во священники. По его словам, Евграф уже собирался это сделать, но тут как раз настало время уезжать. А Евсевий с хиротонией отнюдь не спешил.
– Вообще-то непонятно, – злобно рассуждал Анатолий, поймав какого-нибудь случайного собеседника из числа церковной публики на улице. – В епархии попов не хватает, а меня, видите ли, рукополагать еще рано! А то, что я уже девять лет при Церкви, на разных послушаниях – это ничего! Ра-ано!
После этих слов он обычно вынимал из кармана сигаретную пачку, привычным движением двух длинных желтых ногтей вырывал у сигареты фильтр, затягивался – и продолжал перемывать кости архиерею и говорить о своих заслугах и превосходных личных качествах. О том, что он был женат вторым браком, на разведенной, он, впрочем, не распространялся.