Книга Пантера Людвига Опенгейма - Дмитрий Агалаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Здравствуй, милая Изабелла!
Я пишу все о том же человеке, кто владеет одновременно шпагой и кистью, как Аполлон серебряным луком и лирой; о том, кто привез с Востока взгляд сфинкса и занимает умы всех наших дам без исключения. Ты уже догадалась, о ком я говорю? Конечно, это загадочный “Р.В.”, друг нашей несравненной Матильды, в мгновение ока ставший ее врагом! Второго дня, как и весь двор, он был в салоне маркизы Санегской. В середине вечера Робер Валантен уединился, открыл свой блокнот и попросил не мешать ему. Его глаза светились таким мрачным огнем и весельем, что, не скрою, мне было не по себе, но я все-таки набралась храбрости, подошла к нему и спросила: чем же так занят наш милый Робер, что оставил нас? Он поднял глаза, но мне показалось, что виконт не видит меня. “Перемещаюсь во времени, очаровательная маркиза, – ответил он. – Это самое увлекательное из путешествий. Но вас я в него с собой не возьму – не хочу напугать!” Но его мрачное уединение еще больше распалило любопытство всех, кто был на балу. И вот тогда у нашей Матильды и созрел коварный план (а может быть, и не у нее вовсе, а у баронессы Морр, которая прежде о чем-то шепталась с герцогиней). Одним словом, под утро, когда все прощались с хозяйкой дома и уже готовы были сесть в свои кареты и разъехаться, это случилось. Один только раз г-н Робер выпустил свой альбом из рук. Но для слуг нашей принцессы, а, может быть, и для тени баронессы Морр – г-на Х, хоть и кривого на один глаз, но способного увидеть все и более того, этого оказалось достаточно. Альбом выкрали. Я была единственной, кто видела, как г-н Робер побледнел. Он бросился искать свое сокровище, но довольно быстро, разгадав ход принцессы, понял, что оно к нему уже не вернется. Тогда он спешно взял шляпу, набросил плащ и исчез. Его карета отъехала от дворца принцессы раньше других. А я, готовая умереть от любопытства, поспешила к Матильде, которой как раз в эту минуту передавали в покоях таинственный альбом… О, милая Изабелла! Когда я увидела это, то сразу поняла, почему так изменился в лице г-н Робер, обнаружив пропажу. И еще я знала наверняка одно: виконт сейчас на пути из Пальма-Амы, и сюда он никогда уже не вернется!
В этом альбоме были все, кто присутствовал на балу у маркизы (но об этом я узнала чуть позже). На первом листе была сама хозяйка дома – маркиза Санегская, красавица, которая уступает одной лишь Матильде. Она же была и на обороте этого листка. Ты не можешь представить себе, что я увидела! В том же нарядном платье, что и на балу, была беззубая старуха со сморщенным лицом, с обвислой грудью, запавшими глазами, костлявая и омерзительная, почти труп. И при всем при том – поразительное портретное сходство! Я украдкой взглянула на маркизу. Залившись краской, она лишилась дара речи. А Матильда вдруг расхохоталась. Она стала листать дальше – и мы видели все новые и новые лица, мужчин и женщин, участников бала, а на обороте каждого листа они же являлись в виде отвратительных животных, высохших или разжиревших, но всегда старых и уродливых, обезображенных страстями, и каждый узнавал в новом чудовище себя. Это ужасно, дорогая сестра, но там была и я. Наверное, я раньше приму яд, чем позволю времени и еще чему-то, что сильнее уходящих лет, так надругаться над собой! Пришла очередь и Матильды. Я видала, как она побледнела, когда на одном из последних листов обнаружила себя – роскошную белокурую Афродиту, красавицу с царственной осанкой, полную жизни и самого неприкрытого желания. Мы все смотрели на принцессу, застывшую с альбомом в руках, и видели, как дрожали ее пальцы. В ее воле было остановить спектакль, но принцесса оказалась мужественной. Рывком, так, что бумага треснула с одного края, она перевернула страницу… Я увидела воплощение порока – один из смертных грехов, за которые Господь Бог будет судить нас в ином мире. Я увидела старую, жирную, скорее, похожую на свинью, чем на человека, ненасытную, истекавшую похотью самку. Забыв, что она не одна, принцесса зарычала, ногти ее впились в бумагу… Казалось, вот и конец фарса, но рядом, на соседнем листе, была цветущая, с глазами кошки, баронесса Морр. “Переверните страницу, принцесса, – сказала баронесса. – Я хочу увидеть себя”. Матильда, оглохшая и ослепшая, перевернула страницу, но… лист на обороте был белым, пустым. “На меня уважаемому г-ну Валантену не хватило времени! – усмехнулась баронесса. – Шутка ли, рисовать ночь напролет! – И тут же добавила: – Прикажите бросить это в огонь, принцесса. Думаю, так будет лучше для всех!”
Столько врагов, сколько стало теперь у г-на Робера, не было еще ни у кого! Он и впрямь исчез. Пылая местью, Матильда посылала своих людей даже к северным границам, в Квентин-Жер. Г-н Робер – бастард, выходец из очень древнего и знаменитого рыцарского рода, кажется, неких Риваллей Арвеев Баратранов. Но тамошний вельможа ничего не знал о своем кузене. Позже ходили слухи, что Робер Валантен скрылся в Восточной Европе, но искать его там, среди снегов, в чужих странах, не решилась даже Матильда. Жаль, без “Р.В.” наш свет будет слишком бедным, невзрачным и утомительно скучным. Прощайте пронзительно-страшные истории, которые рассказывал нам г-н Робер, прощай легенда о таинственном звере, который преследует его во сне и чью голову он высек из камня на фасаде своего дома. Буду надеяться, что этот зверь не настигнет нашего беглеца в чужих краях!»
Строки прощания с «милой Изабеллой» Давид пропустил. Теперь он знал точно, в чьем доме гостил вчера ночью и где, связанный по рукам и ногам, едва не испустил дух. В доме художника и дуэлянта Робера Валантена, который приходился Огастиону Баратрану дальним предком. В мастерской человека, где ему, Давиду Гедеону, живущему спустя двести лет, было необыкновенно покойно и счастливо, даже несмотря на полученные увечья. Точно дом этот, несмотря на сердечную привязанность, когда-то был брошен им против воли…
Он оглянулся – на пороге стояла дама-архивариус. Ее глаза смотрели на гостя, сияя непонятной и даже пугающей отгадкой.
– Так вы господин Гедеон? – негромко спросила она. – Где же вы были все эти шестнадцать лет? – В руках она держала конверт. – Это письмо я лично отправляла в Галикарнасс, но адрес не соответствовал имени человека, для которого оно было написано, и нам вернули его. – Дама слабо улыбнулась. – Последнее письмо Астольфа Грумма было предназначено вам, господин Гедеон. – И она заботливо протянула ему конверт. – Вот оно.
Через десять секунд Давид впивался глазами в неровный и торопливый почерк Астольфа Грумма.
«Уважаемый г-н Гедеон!
Я сел за это письмо вечером того же дня, когда Вы ушли из моего кабинета. Дело в том, что, возвращая групповой портрет с интересующей Вас дамой в хранилище, я, повинуясь шестому чувству, а также увлекшему меня поиску, стал просматривать те картины, что относятся к той же эпохе, что и “вас интересующая”. И вот, среди прочих, я совершенно случайно наткнулся на один портрет, который всегда значился в нашем списке (кстати, под номером 1654), как портрет “Неизвестного с черной птицей”, который я видел и раньше, но рассматривать его скрупулезно времени не находил. А вызвал он у меня интерес, больший чем прежде, потому что был написан тем же Р.В. – Робером Валантеном, другом и придворным художником принцессы Матильды. “Г-н Робер”, как часто называла его в своих письмах маркиза Ваарден, сбежал из Пальма-Амы, боясь мести ее высочества и придворных (была на то причина), и канул, к большому сожалению, для истории в Лету.