Книга Как Петр Первый усмирил Европу и Украину, или Швед под Полтавой - Петр Букейханов

Имеются свидетельства, что какие-то русские кавалерийские отряды предприняли попытку нападения на шведский лагерь и обоз в районе Пушкаревки, но были сначала отбиты артиллерийским огнем, а затем выдвинутой из лагеря шведской кавалерией. Вероятнее всего, нападение предприняла русская иррегулярная конница – украинские и донские казаки и калмыки. Со своей стороны, вышедшие из лагеря шведские кавалерийские части, а также отряд из 300 выздоравливающих солдат пехоты прикрыли от вражеских нападений мелкие и крупные группы солдат и офицеров шведской армии, спасающихся бегством с поля битвы.

Глава 6. Последствия и ответственность

§ 6.1. Ближайшие последствия Полтавской битвы

Вечером того же дня битвы все уцелевшие части шведской армии, собравшись в обозе, начали спешное отступление на юг, к Днепру. На военном совете, состоявшемся ночью с 27 на 28 июня в Новых Сенжарах, шведское командование отвергло альтернативный вариант двигаться в Крым, предложенный генералом Левенгауптом, решив отступать по кратчайшему из возможных путей – в Турцию, переправившись через Днепр у Переволочны (подполковник Горан (Йоран) Сильверхъельм (Göran Silfverhjelm), командовавший конным отрядом, обеспечивавшим коммуникации вдоль нижнего течения Ворсклы, заверил Гилленкрока, что в Переволочне шведскую армию можно обеспечить переправочными средствами, но потом выяснилось, что он имел в виду переправу через Ворсклу в районе Переволочны, а не преодоление Днепра[770]; в будущем Сильверхъельм последовал за королем Карлом в Турцию, участвовал вместе с ним в обороне Штральзунда и походе в Норвегию, продолжил службу после смерти Карла и в итоге получил звание генерал-фельдмаршала). При этом король Карл запретил бросать под Полтавой основную часть обоза и артиллерию (по данным, которые приводит В. Молтусов, шведами было брошено под Полтавой около 3 тыс. возов, а тяжелая артиллерия первой направлена к Старым Сенжарам[771]), и даже распорядился вести вместе с армией около 2900 пленных русских солдат и офицеров, что сильно затрудняло и замедляло движение[772].

29 июня Гилленкрок, выехавший на рекогносцировку вперед армии, осмотрел переправу через Днепр у Переволочны и пришел к выводу о невозможности переправиться здесь через реку, но промедлил с сообщением королю, и шведы прошли последнюю удобную переправу через Ворсклу в районе села Кишенка (вероятно, в безостановочном движении мимо переправ через Ворсклу к Днепру сыграл ведущую роль психологический фактор – стремление всех в шведской армии как можно быстрее идти в направлении, скорее всего удаляющем их от Полтавы, чтобы гарантированно уйти от преследования, а переломить это стремление могла только воля военачальников, но ее никто не пожелал или оказался не способен проявить; с другой стороны, Б. Григорьев предполагает, что шведское командование в очередной раз недооценило противника, рассчитывая, что имеет запас во времени и русские далеко отстали от шведов, хотя П. Энглунд опровергает это, указывая, что командовавший арьергардом генерал Крузе сообщал о преследовании противником, отстававшим не более чем на 5 верст[773]).

Таким образом, в связи с частичной потерей управляемости войсками и запозданием с разведкой местности, после 80-километрового марша основные силы королевской армии оказались 30 июня блокированы в Переволочне сводным отрядом князя Меншикова, выступившим в погоню двумя частями – вечером 27 и утром 28 июня. Возможности форсировать Днепр у шведов не оказалось, поскольку отсутствовали переправочные средства, а для движения в Крым теперь всей армии требовалось вернуться обратно до брода через Ворсклу у Кишенки, предварительно отбросив русских.

Как видно, полковники Петр Яковлев и Игнат Галаган, которые весной 1709 года сожгли Переволочну и другие населенные пункты на переправах через Днепр, фактически отрезали шведскую армию на территории Левобережной Украины и этим подготовили ее последующее уничтожение. Тем не менее, здесь следует привести два характерных свидетельства о переправе через Днепр больших войсковых соединений и объединений с использованием самых различных подручных средств. Так, по замечанию советского генерала Глеба Бакланова, командовавшего осенью 1943 года 13-й гвардейской стрелковой дивизией 5-й гвардейской армии Воронежского фронта, про русского солдата известно, что он суп из топора сварить может, поэтому, когда началась подготовка к форсированию Днепра, в ход пошло решительно все – имевшиеся в близлежащей деревне лодки, бочки, кадушки, плетни, раскатанные на бревна полусгоревшие и разрушенные дома, неизвестно где раздобытые доски, поваленные деревья и все прочее, что могло держаться на воде[774]. Это обеспечило переправу авангарда стрелкового корпуса – несколько тысяч человек с орудиями и минометами.

По свидетельству немецкого генерала Эрхарда Рауса (Erhard Raus), командовавшего дивизией, корпусом, армией и группой армий на советско-германском фронте в сентябре 1943 года, при отступлении 8-й немецкой армии группы «Юг» за Днепр двум маршевым колоннам с грузами пришлось переправляться с использованием подручных средств на участке реки шириной около 800 метров в 25 км ниже Кременчуга[775]. Солдаты изготовили импровизированные паромы из повозок и телег, на которых переправились с личными вещами и оружием, а лошади и рогатый скот преодолели реку вплавь, управляемые с этих паромов.

Вероятно, шведская армия в июне 1709 года вполне могла бы переправиться через Днепр аналогичным способом, использовав свой обоз и такие подручные средства, как бочки, плетни, раскатанные на бревна полусгоревшие и разрушенные дома, поваленные деревья. Так, большая группа шведов под началом военного комиссара (кригс-комиссара) Меландера (Melander, в русских документах того времени – Никон Елган) по собственной инициативе и вопреки приказу переправилась через Днепр, чтобы затем присоединиться к отряду короля Карла, следующему к Очакову, а другой группе из 36 человек удалось самостоятельно добраться в Очаков уже после прибытия туда короля[776]. Однако для организации такой переправы шведское командование должно было проявить настойчивость и инициативу, тогда как остававшиеся в строю после Полтавской битвы генералы и старшие офицеры, напротив, выказали полную пассивность. Не исключено, что эта пассивность была связана с нежеланием потерять свое имущество (в том числе награбленное в походе), которое находилось в обозе и не могло быть переправлено через Днепр, следовательно, досталось бы русским. По поводу имущества рядовых солдат и младших командиров никто из военачальников не подумал, хотя легко было предположить, что после капитуляция и сдачи в плен они будут ограблены русскими, как это и произошло (хотя в качестве одного из условий капитуляции Левенгауптом и Меншиковым было специально оговорено сохранение за шведскими солдатами личного имущества, а за офицерами – личного и обозного имущества и лошадей)[777].