Книга Битва близнецов - Трейси Хикмэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потрясенный Карамон, глядя, как жизнь возвращается в истерзанное и обескровленное тело брата, все никак не мог решить, благодарить ли ему Паладайна за то, что Рейстлин остался в живых, или горевать — по той же самой причине.
Карамон понемногу стряхнул с себя оцепенение, словно человек, проснувшийся после глубокого и крепкого сна. Опустившись рядом с Крисанией, он бережно обнял ее за плечи и помог подняться. Жрица заморгала, глядя на него, будто видела его впервые. Затем ее взгляд метнулся на Рейстлина, и жрица улыбнулась. Прикрыв глаза, она пробормотала благодарственную молитву.
Затем она вдруг прижала ладонь к своему левому боку и обмякла. На ее белом платье проступило пятно свежей крови.
— Ты должна была вылечить себя, — проворчал Карамон, помогая ей выйти из палатки.
Крисания взглянула на него, и, несмотря на ее слабость, прекрасное лицо озарилось улыбкой.
— Завтра… — негромко ответила она. — Сегодня ночью у меня было другое трудное дело, в котором я добилась великой победы. Разве ты не видел? Паладайн откликнулся на мою молитву!
Глядя на ее безмятежную, мирную красоту, Карамон почувствовал, как на глаза навернулись слезы.
— Значит, таков твой ответ? — грубовато переспросил он, глядя на лагерь.
Костры догорели и превратились в россыпи багровых углей, но на равнине стало чуть светлее — приближался рассвет. Уголком глаза гигант рассмотрел в полутьме какое-то движение. Человек пять бежали от палатки Рейстлина к лагерю, и Карамон понял, что уже завтра утром всем станет известно, что живущие среди них ведьма и маг сумели каким-то чудом вернуться к жизни.
Во рту у гиганта появилась какая-то терпкая горечь, и он с досадой сплюнул. Карамон очень хорошо представлял себе, какие досужие вымыслы и сплетни породит это событие. Теперь еще больше станет враждебных взглядов, еще чаще люди с осуждением и страхом станут качать головами при виде Крисании или Рейстлина. Но с этим, видно, уже ничего не поделаешь. Сейчас же Карамону ничего так не хотелось, как лечь в постель, заснуть и забыть обо всем.
А Крисании тем временем продолжала говорить.
— Это и твой ответ, Карамон, — с горячностью ответила она. — Это — знак, ответ богов, которого мы ждали гак долго.
Остановившись, она серьезно посмотрела снизу вверх на гиганта.
— Неужели ты все так же слеп, как тогда, в Башне? Неужели ты все еще не веришь? Мы предоставили Паладайну решать наши дальнейшие судьбы, и бог сказал свое слово. Рейстлин должен был остаться жить! Он обязан совершить свое великое дело, которое он задумал. Вместе, он и я — и ты, если захочешь к нам присоединиться, — будем сражаться со злом и одолеем его точно так же, как я сражалась со смертью сегодня ночью и победила!
Карамон уставился на жрицу, затем голова его опустилась, а плечи поникли.
«Я не хочу сражаться со злом, — подумал он устало. — Я просто хочу домой.
Неужели я желаю слишком многого?»
Он поднял руку и стал потирать ноющие виски. Внезапно он остановился. В серых предрассветных сумерках он увидел, что его рука все еще в крови — в крови Рейстлина.
— Я оставлю стражу в твоей палатке, — хрипло сказал он. — Поспи… Он отвернулся.
— Карамон, — негромко позвала Крисания.
— Что? — Гигант со вздохом остановился.
— Утром тебе станет легче, я помолюсь за тебя. Спокойной ночи, друг мой.
Не забудь поблагодарить милостивого Паладайна за то, что он подарил жизнь твоему брату.
— Да, конечно, — пробормотал Карамон и кивнул. Ему было совсем скверно, голова раскалывалась, и он, чувствуя, что его сейчас вырвет, поспешил оставить Крисанию.
В шатре его действительно вывернуло наизнанку, и продолжало рвать до тех пор, пока в желудке ничего больше не осталось. Наконец гигант выпрямился и рухнул на кровать, отдавшись во власть усталости и боли.
Но лишь только вокруг него сомкнулась милосердная темнота, Карамон вспомнил слова Крисании: «Поблагодари Паладайна за то, что он даровал твоему брату жизнь».
Он хотел помолиться, но перед глазами встало страшное лицо Рейстлина, и молитва застряла у Карамона в горле…
Негромко постучав по гостевому камню, который стоял перед входом в жилище Дункана, Харас с волнением ожидал ответа. Вскоре дверь отворилась, и на пороге появился сам король.
— Входи и добро пожаловать, Харас, — сказал Дункан и, протянув руку, втащил гнома внутрь.
Вспыхнув от смущения, Харас вступил в королевские чертоги. Дункан улыбнулся герою, чтобы подбодрить его, и повел коридорами в свой кабинет.
Выстроенный глубоко под горой, в самом сердце горного королевства, дом-дворец Дункана представлял из себя настоящий лабиринт комнат, коридоров и залов, заполненных массивной, тяжелой, потемневшей от времени старинной мебелью из драгоценных пород дерева. Впрочем, несмотря на свои внушительные размеры, жилище короля было очень похоже на любой другой дом в Торбардине. Да и могло ли быть по-другому, если любое отступление от общепринятого рассматривалось как дурной вкус и пренебрежение к устоям? Даже тот факт, что Дункан был королем, не давал ему право нарушать вековые традиции. Именно поэтому, несмотря на наличие слуг, Дункан сам открывал входную дверь и встречал гостей. Овдовев, король жил во дворце с двумя совсем молодыми сыновьями (одному было чуть больше восьмидесяти, другому — чуть меньше).
В конце концов Харас очутился в кабинете, который, несомненно, был любимой комнатой короля. Стены ее были украшены боевыми топорами, щитами, трофейными хобгоблинскими клинками с широкими изогнутыми лезвиями, трезубцами минотавров, захваченными каким-то далеким предком, и, конечно, орудиями ремесла: молотками, пробойниками, резцами и прочими инструментами для работы по камню.
Дункан, проявляя истинно гномью приветливость и гостеприимство, устроил Хараса поудобнее в своем лучшем кресле, налил большую кружку эля и помешал угли в очаге. И все же Харас продолжал ощущать себя неловко, хотя он уже бывал здесь, и бывал не раз; ощущение, что он непрошеным явился в дом незнакомого гнома, не покидало его. Возможно, виноваты в этом были странные, пронзительные взгляды, которые король время от времени кидал на своего безбородого советника.
Харас почувствовал, что под этими пристальными взглядами не может расслабиться. Он сидел, нервно отирая с губ густую пену. Не без тревоги он ожидал, когда с формальностями будет покончено.
К счастью, его ожидание не слишком затянулось. Налив и себе кружку эля, Дункан осушил ее несколькими внушительными глотками и сел. Поставив пустую кружку на стол подле правой руки, король погладил бороду и уже открыто посмотрел на героя угрюмым и мрачным взглядом.
— Харас, — сказал он наконец, — ты сообщил нам, что колдун мертв.
— Да, тан, — ответил Харас, слегка вздрогнув. — Рана, которую я ему нанес, безусловно была смертельной. Ни один человек не смог бы выжить после такого…