Книга Ангелочек. Дыхание утренней зари - Мари-Бернадетт Дюпюи

Знай, я думаю о тебе каждый час дня и ночи. Я тебя по-прежнему люблю, но это чувство – скорее нежность и благодарность, и я ассоциирую его с нашим ребенком, нашим дорогим малышом Анри.

Твой преданный друг

Гильем

– Ну, что в письме? – полюбопытствовала Розетта.

– Гильем обещает свою поддержку, – небрежно ответила Анжелина. – Давай ужинать, Розетта, иначе наша похлебка совсем остынет.

Однако в глубине души она была растрогана искренними признаниями прежнего возлюбленного. Было приятно сознавать, что она все еще дорога ему.

На кладбище в Сен-Лизье, воскресенье, 4 июня 1882 года

Луиджи остановил лошадь напротив кладбищенских ворот. Стройные темно-зеленые силуэты кипарисов четко вырисовывались на фоне грозового неба, похожего на бурный океан с завитками-волнами всех оттенков серого. Бросив тревожный взгляд на тучи, бывший странник выбрался из коляски и подал Анри руку:

– Спускайся скорее, малыш! Надо поспешить, иначе попадем под дождь!

На мальчике был синий бархатный костюмчик с белым воротничком и берет в тон. Октавия аккуратно его причесала, и теперь Анри был похож на картинку из модного журнала. Славная уроженка Севенн с удовольствием наряжала его каждое воскресенье, когда они отправлялись на мессу. Сегодня, едва служба закончилась, Луиджи предложил Анри отправиться на прогулку.

– И не забыть цветы!

С этими словами он взял с сиденья букет из роз и лилий.

Над холмом витал приятный аромат луговых цветов. Вдалеке, над огромной равниной, протянувшейся до самой Тулузы, сверкали серебристые зигзаги молний. Судя по выражению лица мальчика, зрелище показалось ему любопытным, а вовсе не страшным.

– Куда мы идем?

– Украсим цветами могилу твоей бабушки Адриены.

И они пошли по главной аллее кладбища, по обе стороны которой тянулись памятники.

– Помнишь, Розетта подобрала во дворе птичку, которую поранила кошка? – спросил Луиджи. – Вылечить ее не получилось, и птичка умерла. Вы похоронили ее под розовым кустом. А в этом месте хоронят людей, когда они умирают, понимаешь?

– Ну да! Мы уже приходили сюда с крестной. Мы положили ромашки на могилу ее мамы. А бабушка Адриена – это кто?

Луиджи знал, что для своих трех с половиной лет Анри – мальчик очень сообразительный, и вопрос совершенно его не удивил. Это было его собственное решение – привести ребенка на могилу Адриены. Он ни с кем не поделился своими планами.

– Вот мы и пришли, Анри. Положи букет на могилу, – сказал он мальчику ласково, едва они поравнялись с простым деревянным крестом, выкрашенным белой краской.

– Луиджи, это могила мамы моей крестной!

– Да, я знаю. Я выбрал это место, чтобы сказать тебе что-то очень важное: дама, которая покоится в этой могиле, она – твоя бабушка, потому что Анжелина – твоя мама. У взрослых бывают свои секреты, но я считаю, что всегда лучше говорить и знать правду. Для такого маленького человечка, как ты, все это, конечно же, сложно, но, думаю, ты разберешься. Когда ты родился, Анжелина не могла оставаться с тобой рядом, поэтому отдала тебя на попечение кормилице. Ей нужно было учиться. И тогда Жерсанда, которую ты называешь своей мамой, тебя усыновила. Это был очень хороший поступок с ее стороны, потому что ты нуждался в заботе и защите. Теперь мы с Анжелиной поженились, и скоро у нее родится малыш – твой братик или сестричка. Этот малыш будет называть ее мамой, и я хочу, чтобы ты мог называть ее так же!

Анри наморщил носик и озадаченно уставился на Луиджи.

– А отец у меня тоже есть? – спросил он с таким видом, словно услышанное ничуть его не обескуражило.

– Да, у тебя есть отец, и он очень сильно тебя любит. Мы увидимся с ним у входа на кладбище. Клади букет на могилу, и мы пойдем ему навстречу.

Мальчик послушно сделал, что ему было сказано, потом послал бабушке воздушный поцелуй: поцеловал кончики пальцев и тихонько дунул на них. Выглядело это очень трогательно.

– Крестная сказала, что ее мама была очень добрая. Она тоже помогала дамам обзаводиться детками. Получается, она и есть моя бабушка?

В это мгновение Луиджи впервые усомнился в правильности своего решения. Анри наверняка запутается в родственных связях, и мир в его наивной детской душе будет нарушен.

– Поговорим об этом вечером, я все тебе подробно объясню. А пока идем к воротам. Только что подъехал экипаж, это наверняка твой отец. Вы уже однажды встречались. Не знаю, помнишь ли ты, это было во дворе нашего дома на улице Мобек. Он все время сидел в своем экипаже, а лошадь была привязана к сливе.

– Помню! Мсье, который не мог выйти из коляски!

– Ты – умница! А теперь, пожалуйста, послушай меня внимательно. Когда я был таким маленьким, как ты, у меня не было ни мамы, ни папы, и я чувствовал себя очень несчастным. Сегодня я рассказываю тебе все это, чтобы ты знал правду. И ты будешь расти с этой правдой в сердце, что бы ни случилось.

– А ты? Кто тогда ты? – спросил вдруг ребенок, и губки его тревожно сжались.

– Я – тот, кто будет заботиться о тебе и любить тебя на протяжении многих лет. Я обещаю тебе это, и, пока я рядом, никто не причинит тебе вреда. Я научу тебя играть на фортепиано, если захочешь, и ездить верхом. Мы не слишком много времени проводили вместе, но теперь все изменится.

– Если я буду говорить «мама» крестной, то тебе… Можно я буду тебе говорить «папа»? Анжелина говорит «папа» дедушке Огюстену. Папа – это здорово!

– Мне это будет очень приятно, pitchoun! И, если подумать, можно ведь иметь и отца, и папу, верно?

Анри бросился Луиджи на шею и прижался к нему. Этот порыв тронул сердце бывшего странника, и он крепко обнял мальчика. Прежде ему не случалось это делать, и он удивился, испытав прилив любви и трепетной нежности. Он вдруг ощутил в себе готовность пойти на любые жертвы.

Снова громыхнул гром, и в воздухе запахло дождем.

– Бежим, скорее! – воскликнул Луиджи. – Может, лучше мне взять тебя на руки?

– Нет! Я сам!

Смеясь, они побежали под первыми каплями дождя, крупными и теплыми, – рука в руке на долгие годы.

Гильем видел, как они выбежали из ворот. Он сидел в кабриолете, на котором приехал сам. Это было очень рискованное предприятие, однако он настоял на своем, невзирая на протесты встревоженной Клеманс и сетования отца.

«С сегодняшнего дня, если найдется поблизости добрая душа и крепкие руки, которые помогут мне взобраться на сиденье, я буду ездить куда пожелаю!» – сказал он себе.

Вновь обретенное ощущение свободы, возможность держать в руках вожжи и править лошадью только усиливали волнение, которое он испытывал в предвкушении новой встречи с сыном. Этим счастьем он был обязан Жозефу де Беснаку, который прислал ему короткое письмо: