Книга Роковая женщина - Кэрол Нелсон Дуглас

Ирен вскочила на ноги в мчащемся кэбе, колотя в дверцу в потолке рукояткой своего револьвера.

– Быстрее! – кричала она своим глубоким сопрано, который когда-то долетал до последних рядов Императорского оперного театра в Варшаве, словно огненная стрела. – Вопрос жизни и смерти!

Я услышала резкое щелканье бича и съежилась от жалости к бедной лошади. Внезапный рывок отбросил Ирен на сиденье.

– Они почти все время хлещут в воздухе, не касаясь шкуры, – успокоила она, словно прочитав мои мысли. – Я как следует заплачу ему, когда мы прибудем на место, чтобы он целый год закатывал пиры своему скакуну, как Калигула – своему любимому коню Инцитату, которого он сделал советником в сенате. Пусть только не будет больше никаких смертей. Ох, а вдруг мы опоздали, Нелл? Опоздали на час – и на одиннадцать лет. Мы можем так ничего и не узнать. – Бросив револьвер на колени, она от нетерпения впилась зубами в свою кожаную перчатку.

– Не понимаю, Ирен, почему ты так возбуждена. Ты напоминаешь мне этого противного Холмса, который вечно опережает всех остальных на три шага. Ты точно так же мистифицируешь окружающих, которые расплачиваются за привилегию знакомства с тобой вечным неведением перед лицом твоего загадочного гения.

– О, если бы я была Шерлоком Холмсом! Уж он бы разрешил загадку гораздо быстрее. Тут замешан мужчина, во всех этих убийствах, но если умрет она… Тогда все, что мне нужно узнать о себе, будет похоронено вместе с ней. Если мы опоздаем…

– Может быть, связаться с властями?..

– С властями! Мы имеем дело с вопросами, с которыми власти никогда не умели справляться. Быстрее! Пожалуйста, быстрее!

Наш кэб стремительно свернул за угол – как мне показалось, вздыбившись на двух колесах. Копыта высекали искры из булыжной мостовой, я видела синие огоньки из своего окошка.

– Мы только что проехали Сорок восьмую улицу.

– Быстрее!

Наконец кэб остановился так резко, что нас швырнуло на кожаные подушки, от которых пахло табаком и лошадиным по́том.

– Это почище путешествия на пароходе через Атлантику, – простонала я.

– Держись, Нелл! Ты мне нужна.

Подруга выпрыгнула из кэба и бросила кучеру несколько крупных золотых монет:

– Угостите свою лошадь, как короля Сиама, потому что она обогнала и ветер, и смерть.

Длинное лицо возницы еще больше вытянулось, а рот широко открылся. Кэбмен попробовал на зуб одну золотую монету, чуть не сломав клык.

– Моя лошадка мне все равно что родня! – крикнул он вслед Ирен, которая с револьвером в руке уже неслась по ступеням к входу в величественный особняк.

Она принялась колотить в закрытую дверь рукояткой револьвера, но никто не вышел, несмотря на шум, который подняла моя подруга.

У нас за спиной застучали копыта: это неторопливо отъехал кэб.

Обернувшись, Ирен окинула взглядом тихую улицу. Было за полночь, и мы находились возле самого респектабельного особняка Манхэттена. В такое время здесь мог встретиться только полисмен, патрулировавший этот фешенебельный район, но Ирен полиция была ни к чему.

– Должен быть другой вход, – сказала она, обращаясь скорее к себе, чем ко мне. – Тот, через который проникали в дом бедные отчаявшиеся женщины: он не так заметен прохожим.

– Ничего не понимаю, – призналась я.

Примадонна посмотрела мне в лицо, словно очнувшись:

– Ох, Нелл, извини. Ты не понимаешь, что именно открылось мне только сейчас? Быть может, слишком поздно. Разве ты не узнаешь этот дом?

– Мы здесь побывали недавно: встречались с одной из твоих коллег по театру, которая теперь занимает респектабельное положение в свете. Мина Гилфойл.

– Это было неделю назад – еще до того, как я узнала, что утратила память по мановению руки гипнотизера. Позже я сообразила, что особняк принадлежал когда-то мадам Рестелл. Я прочла газетные статьи о ее смерти, в которых упоминался роскошный дом на углу Пятьдесят второй улицы и Пятой авеню. И выяснила, что именно здесь бедняжка умерла в своей кровавой ванне в семьдесят восьмом году.

– Господи! И что же ты подозреваешь?

– Совпадения бывают только в мелодрамах, Нелл.

– Ага, теперь и я вспоминаю – я ведь тоже читала бесчисленные вырезки Пинк, – что леди под вуалью проскальзывали с более неприметного входа. Может быть, с обратной стороны особняка?

– Ну конечно! Наверное, она отослала всех слуг – если сейчас происходит то, о чем я думаю. О Нелл, она снова обманет меня, если не саму смерть! Я не могу этого допустить. Это мой долг перед матерью.

– Твоей матерью?! Ты теперь знаешь, кто она?

– Я знаю, кем она не была, а это уже полдела.

Стуча каблуками в тишине, мы поднимались по длинной лестнице особняка, облицованного коричневым известняком. Было темно, и только слабо светил уличный фонарь. Издалека донесся стук копыт – проехал одинокий кэб. Я испугалась, что нам придется идти домой пешком, вне зависимости от того, чем все кончится.

За углом был вход для слуг, мы едва разглядели его в темноте. Одновременно с нами к двери подошла высокая тощая фигура. Человек был в цилиндре и накидке, будто возвращался из оперы.

Ирен нацелила на мужчину револьвер.

Сердце у меня замерло.

– Я могу открыть замок отмычкой, – предложил незнакомец. – А вы можете?

– А я могу вышибить замок пулей – или вышибить вам зубы, – ответила Ирен. – Ну-ка в сторону!

Худой господин рассмеялся:

– Понимаю ваше нетерпение, мадам. Но давайте в кои-то веки действовать сообща. В конце концов, это действительно вопрос жизни и смерти.

Он наклонился, и металл заскрежетал о металл.

Шерлок Холмс!

Я взглянула на Ирен. Лицо у нее застыло, глаза метали молнии.

– То, что вы сунули свой нос в мое расследование и стали наводить справки, должно быть, спугнуло преступников. С какой стати я позволю вам сюда зайти? Это мое прошлое, а не ваше, и я имею право!

Я положила руку на ее револьвер:

– Если мы действительно опоздали, как ты говоришь, то нам не помешает спутник. Или свидетель.

– Весьма разумно, – пробормотал детектив. – Держите револьвер наготове, мадам. Мы имеем дело с отчаянной злодейкой.

О как бы мне хотелось знать, кого он имеет в виду! А также о какой женщине весь вечер говорила Ирен! Неужели я обречена всегда оставаться только помощницей, необходимой, но пребывающей в неведении? Во мне вдруг проснулись товарищеские чувства к доктору Джону Уотсону, пусть он и второсортный писака.