Книга Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! - Майкл Иннес

Тем не менее Эплби задержался в дверях, пристально глядя на дальнюю стену. Готт с изумлением понял, что даже сейчас, в переломный для своей карьеры момент, его друг достаточно ненавязчиво решил должным образом оценить великий шедевр живописи. И поэтому он воодушевился.

Эплби осторожно запер дверь комнаты, некогда принадлежавшей леди Элизабет Криспин. Теперь там оставался призрак, темная тень, которая станет парить перед этим зыбким вместилищем экваториальной листвы, перед наполовину сочувственными взглядами сверкающих глаз, перед ветвями, чем-то напоминающими смуглые блестящие руки.

5

Эплби показалось, что передвижения по ночному Скамнуму чем-то напоминали прогулки во сне по чудовищно разросшемуся номеру иллюстрированного журнала для богатых землевладельцев. Огромные кубические пространства, почему-то лишившиеся функции – это комнаты или проходы? – проплывали мимо в полутьме в сопровождении доносившихся откуда-то прерывистых музыкальных отрывков, то принимавших стройную форму, то исчезавших, тем самым давая свободу воображению. Тут и там в неясном свете виднелись картины. На этом этаже стены украшали пастельные копии фамильных портретов: мужчины, чересчур крепкие для хрупкой фактуры, куда их перенесли, дамы, произвольно наделенные несколько тяжеловесными чертами Анны, в платьях с глубокими вырезами над едва обозначенной грудью. Объекты меняли свои очертания и размеры, словно в гипнотическом трансе. Стоявший вдали низенький стул превращался в бесцельно брошенный рояль. Протянутая к дверной ручке рука проходила сквозь воздух. Сама же дверь оказывалась огромным порталом в десяти шагах. Эплби попытался вообразить себя дома в этом громадном строении, но это ему никак не удавалось. Его преследовало навязчивое впечатление, что он находится в картинной галерее или в музее, где экспонаты размещены таким образом, что каждый из них обладал своим собственным пространством, дабы заявить о своей целостности и неповторимости. Он вспомнил величественные дворцы, теперь в большинстве своем пустовавшие, которые, словно по мановению руки, выросли по всей Европе в восемнадцатом веке. Он знал, что Скамнум окажется иным. Утром он предстанет как жилище – пусть и помпезное – английского джентльмена, знакомое ему. Однако теперь он представлял собой не столько жилую постройку, сколько воображаемый символ долгих веков властвования, фантазию, созданную из десятка тысяч домиков, давно исчезнувших с лица земли.

Так размышлял Эплби, ведомый Готтом по Скамнуму в поисках герцогини Хортон. В результате ночного путешествия он стал воспринимать окружающее таким образом, что не удивился бы, если бы герцогиня – за которой он достаточно внимательно наблюдал в зале – оказалась дамой, сидевшей в палатке герцога Мальборо или пившей шоколад с Болингброком в уединенном уголке имения Шантелу в Турени.

Герцогиня еще не ложилась. Она писала письма в своих небольших апартаментах, которые обставила по своему вкусу как мастерскую в стиле Ванбру, бережно украсив ее разнокалиберными фотографиями, которые среди наиболее утонченных представителей среднего класса, как вдруг подумал Готт, уже не считались комильфо. Герцогиня указала на два не очень удобных низких креслица, внимательно посмотрела на Эплби и отложила ручку.

– Я написала двенадцать из двадцати писем, – сказала она, быстро посчитав их. – Мы не станем больше принимать до отъезда в Шотландию, и людям надо об этом сообщить. Я уже двенадцать раз использовала однотипную формулировку, и на двадцатом, вероятно, расплачусь. Было бы легче, если бы можно было внушением превратить себя в плаксу. Однако это хорошо, когда есть чем заняться.

– А что Элизабет? – спросил Готт.

– Надеюсь, она спит. Когда она вернулась к себе, с ее горничной случилась истерика. Элизабет успокоила ее, уложила в кровать, а потом сама легла спать. – Герцогиня повернулась к Эплби: – Вы виделись с герцогом еще раз?

– Нет, сударыня.

Герцогиня улыбнулась ему ласковой улыбкой, как бы банально это ни звучало.

– Боюсь, он не очень активно станет участвовать в охоте, куда менее деятельно в поисках убийцы Йэна, чем если бы жертвой оказался просто какой-то его знакомый. Все было иначе, когда он думал, что на карту поставлена государственная тайна – эта бумага. Я не могу этого объяснить, тому причиной его особенное представление о добре и зле. Полагаю, дело в том, что есть люди, которые при виде злодейства замкнутся в себе и станут равнодушно и безучастно взирать на разверзающуюся перед ними бездну. Это своего рода фатализм перед лицом угрожающей тебе опасности. – Герцогиня вздохнула. – Тедди – это Гамлет. Вот почему ему так удался Клавдий на сцене: маска и образ.

В ее словах мелькнуло то, что когда-то сделало Анну Диллон не просто сиявшей в эдвардианских салонах красавицей. Это завораживало и брало за душу, однако зачем это было высказано? Эплби не стал об этом размышлять, однако ответ, возможно, заключался в том, что герцогиня обладала природным даром устанавливать доверительные отношения с людьми. Она сразу определила, что Эплби по складу характера является таким человеком, с которым лучше всего вести себя естественно и оставаться самим собой.

– Очень надеюсь, – закончила она, – что я смогу вам помочь. Я не принц Гамлет.

Она вздрогнула. Ей удалось, как полагал Готт, представить последнюю иносказательную фразу как прием, которым она овладела в результате долгого знакомства с лордом Олдирном.

Эплби узнал цитату, но остался в неведении о причине дрожи. Он сразу перешел к делу. И подобный переход, возможно, указывал на то, что герцогиня установила между ними нужную ей дистанцию.

– Вы можете помочь немедленно, рассказав мне о мистере Боузе. Должен вас огорчить, но он тоже убит.

Несколько мгновений герцогиня сидела молча и неподвижно. Затем стало ясно, что если она не плакала, то это вовсе не значило, что она не переживала. Глаза ее сверкнули.

– Это ужасно! – воскликнула она. – Просто ужасно! – Затем взяла себя в руки и тихо добавила: – Но, мистер Эплби, это значит… маньяк? Опасность еще не миновала? У вас компетентные люди? И где это произошло… и когда?

Эплби ответил, тщательно подбирая слова:

– Не думаю, что мистера Боуза убили в порыве безумия и без всякой причины. Его убили ударом кинжала в его спальне не более получаса назад.

Герцогиня подумала то же, что и Готт.

– В комнате Элизабет!

– Мне настоятельно необходимо – чрезвычайно необходимо, вот почему я вас потревожил, – чтобы вы рассказали о своем знакомстве с мистером Боузом. В деталях и с самого начала. Вас не очень затруднит сделать это сейчас? С вашего разрешения, я до поры воздержусь от объяснения касательно важности этой информации.

– Вы просите чуть ли не повесть вам изложить. – Вероятно, несмотря на душевные страдания, в голосе герцогини слышался энтузиазм, поскольку она обожала всякие истории. – Однако я стану говорить как можно короче. Скажите мне, если я упущу что-нибудь важное.

Впервые я встретила его в Британском музее. Понимаете, Невиль – это мой сын, который сейчас за границей, – интересуется рыбами. – Герцогиня сделала довольно красноречивую паузу, словно заявляя, что рыбы – прекрасный объект для увлечения. – И я часто разыскиваю там кое-что для него. Но пару лет назад он ввязался в дискуссию в каком-то журнале «Вопросы ихтиологии и тропической океанографии». Джайлз, вам это, очевидно, знакомо.